Я спросил, когда спутник, помигав, пропал в звездной пыли:
— Что за звезда такая яркая, прямо у нас над головой?
— Это... Это Вега из созвездия Лиры. Двадцать шесть световых лет до нее. Красавица небесная! Светом пятидесяти солнц приветствует она нас с тобой оттуда, куда теоретически и долететь можно, и вернуться обратно... Только встретит космонавтов на Земле уже другое поколение...
— Почему? — спросил я, не сообразив о различии бега времени для космических путешественников и оседлых землян.
Мы не договорили.
В сенях наверху грохнуло пустое ведро, еще что-то полетело, брякнул пьяный Гайнановский металл:
— Вернись, щучий сын, кому говорю — верррнись!
Из двери дома вылетел взъерошенный Шаих, метнулся к воротам, но на пути были мы.
— Что случилось? — удивленно спросил Николай Сергеевич.
— Хватит! — выпалил Шаих.— Не могу больше с ним. Папаша, тоже мне, выискался! Пусть свою жену воспитывает, а с меня довольно. Ухожу.
— Куда?
— Куда глаза глядят.
— Ночью?
Шаих не ответил.
— Пойдемте-кась, братцы-кролики, ко мне, отопьем чайку,— сказал Николай Сергеевич,— скоротаем вечер.
Эти слова в устах ученого были столь же непривычны, как если б он сказал: пойдемте, братцы, «козла» забьем. Время он никогда не коротал, времени ему постоянно не хватало, точно так же, как и Шаиху... Но общаться нам это обстоятельство не мешало.
— Неохота в дом, лучше у меня посидим, а? — кивнул Шаих на сарай. Он как-то разом остыл или, может,— и это скорей всего,— постеснялся Николая Сергеевича, не хотел тревожить его своими домашними дрязгами, Гайнан мог затеять новую свару.
— Превосходная идея! — воскликнул Николай Сергеевич.— Сколько курсировал мимо твоей резиденции, а ни разу не заглянул. И не холодно еще...
— У меня обогреватель есть. У меня тепло, даже жарко бывает.— Шаих оживился. Он тыкал ключом в замок и слушал, как Николай Сергеевич его успокаивал:
— Утро вечера мудренее. Что было безвыходно вечером, то просто и пустяково утром, потому что утро для мысли всегда погоже, ясно, все великое и правильное свершается пред Авроры светлым ликом, на заре.
— Почему же вы сами, Николай Сергеевич, по ночам трудитесь? — спросил я.
— Гм-м, у каждого, конечно, свое утро. Меня осеняет и озаряет почему-то по ночам.
Шаих растворился во тьме дверного проема, тряхнул спичками, чиркнул... Фитиль керосиновой лампы замигал голубым огоньком. Шаих накрыл его стеклом, и закуток, озарился спокойным, ровным светом.
Мы пили чай, вскипяченный на электроплитке, вприкуску, и Николай Сергеевич, пригревшись у электрообогревателя-«козлика», вспомнил свой далекий сарай, свою летнюю резиденцию, уютную, сказочную, как само детство. Оказывается, у каждого есть свои романтические сарайчики, свои приюты, свои дощатые дворцы, которые никогда не забываются, которые на всю жизнь самые светлые, самые благоустроенные. Интересно: слово «сарай» на татарском языке означает «дворец».
