Старики хороводов не водили. Они не переносили даже утренних лучей и, зябко, мелко вздрагивая, грелись в полутени таких же старых Неподвижных и почему-то с тревогой следили за юной, слишком яркой парочкой.
Нет, они не осуждали их за столь ранний союз, потому что право судить имели только родители Неуловимой, которых, увы, не было в живых.
Каждое утро после хоровода Пейг и Ола исчезали и весь день проводили, купаясь в теплых озерах их детства, или лежали в тени заботливых Неподвижных.
Однажды они даже на ночь не вернулись к своим.
Ночь была тихая-тихая. Неподвижные дремали, свесив сонные ветви. Озера лениво дымились, распространяя терпкий запах газа.
Пейг и Ола, спасаясь от ночного холода, так тесно прижались друг к другу, что слились в единый шар. Их объединенное в общий поток зрение сконцентрировалось на Второй планете Великой Звезды, тускло мерцавшей в ночном небе.
Вторая была дальше от Великой, чем Первая, и значительно превосходила ее в размерах. Таинственная планета всегда вызывала у Неуловимых страх и смутные опасения.
"Узнать бы, чем живет эта неприветливая, плотно закутанная в свою атмосферу планета", - подумал Пейг.
- Ты действительно хочешь знать? - оживилась Ола. - Я давно собираюсь открыть тебе свои мысли.
- О чем ты? - насторожился Пейг.
- Ты прекрасно меня понимаешь, не притворяйся, - рассердилась Ола. Кто мешает нам рассмотреть ее поближе?
- Ты... ты хочешь отправиться в Космос?!
- Конечно. Вместе с тобой. Ведь мы теперь одно целое. Или ты не согласен?
- Ты, верно, забыла, что в Космосе погибли твои родители, поплатившись за свое безрассудство. Неужели ты хочешь, чтобы и нас постигла та же участь?! И это тогда, когда мы наконец вместе, когда мы так счастливы.
- Я ничего никогда не забываю. Именно в год гибели родителей я приняла решение, что повторю их путешествие, как только достигну зрелости.
Она обособилась - и между ними прокрался ночной холод. Дрожь прошла по телу Пейга. Он поспешил уплотнить свою оболочку.
Ола засветилась недружелюбным зеленоватым светом.
- Ты боишься! Ты - трус. Тот, кого я люблю, не может быть трусом. Я не могу любить труса...
Это обвинение ударило его сильнее грозового разряда. Он съежился еще плотнее, став голубым от обиды.
- Я вовсе не трус. Но я не хочу, чтобы Лло изгнал нас на Лысые Горы, туда, где нет ни Неподвижных, ни озер, где светила уничтожают все живое!
- Я должна лететь! Это мой долг. Я так решила.
- Но ведь я не принимал такого решения, я не готов. И мне вовсе не хочется покидать нашу планету. Мне нет дела до чужих планет.
