Ко мне подбежал упрямый журналист и, размахивая полотенцем, отбиваясь от комаров, предложил срочно сниматься и переезжать на другое место. Типичный горожанин, он не понимал, как сложно в наступившей темноте свернуть лагерь и сложить имущество в машины.
Признаться, я и сам не ожидал такого полчища комаров, но атаку их вынес стоически: сказалась многолетняя привычка. Вскоре совсем стемнело. Комаров поубавилось. Все шло как по расписанию, установленному многими годами. В сумерках, после жаркого дня, в это место шли джейраны и, быстро напившись, убегали в пустыню. Ко времени их посещения и приспособились кровососы.
Ужин был испорчен, все забрались в палатки и, забаррикадировавшись в них, улеглись спать. Бивак затих.
Рано утром, не завтракая, все наше общество, истерзанное комарами, поспешило подальше от реки в сухую пустыню.
После долгого пути я увидел вдали большую бессточную впадину Сорбулак. Я сразу узнал ее. Она оказалась такой же, как и много лет назад, — зеленой, пышной, украшенной красными маками. Только теперь на месте солончака блестело, отливая синевой неба, озеро: многоснежная зима и обильные весенние дожди заполнили почти до краев эту бессточную впадину. Голые белые берега да редкие шапки солянок отличали ее от настоящего озера.
Вблизи Сорбулака на холмах кое-где виднелись домики чабанов на месте зимовок скота. Но степь была безлюдна, тиха, и природа казалась задумчивой. Далеко на горизонте в прозрачном воздухе, промытом недавними дождями и освеженном ночными ветрами, синей полоской виднелся хребет Заилийского Алатау.
Над Сорбулаком стонут кулички-ходулочники, кричат чайки, иногда просвистит крыльями стайка уток. Низко-низко над самыми солянками летают ласточки. Жарко, сухо, и мелкие насекомые не желают подниматься в воздух. Но на солнце находит облачко, на землю падает несколько капель дождя, и ласточки, вопреки народной примете, сразу же взмывают кверху: их добыча рискнула теперь расстаться со спасительными зарослями трав.
Брожу по берегу, присматриваюсь. Вот случайно кем-то оброненная большая, из синей пластмассы, пробка. Предмет заметный, и лисица оставила на нем свою метку, обозначила охотничий участок. Еще вижу кучу мелкораздробленных панцирей черепах. Это работа орлов. Птицам приходилось высоко подниматься в воздух с добычей, чтобы разбить такую мощную броню о сухую землю.
На берегах Сорбулака отлично читаются страницы следов. Поэтому, повесив на плечо полевую сумку, два фотоаппарата, а также захватив баночку с гипсом и фляжку с водой для того, чтобы снять отпечатки понравившихся следов, отправляюсь бродить по гладкой солончаковой почве. На ней оказалось немало следов. Больше всего натоптала маленькая лисичка-корсак, и, хотя ей, казалось, делать тут было нечего, отпечатки ее лап виднелись всюду. Впрочем, быть может, она, хитрая, промышляла птенчиками ходулочников, а их бедные родители сразу взволновались при моем появлении.
