Лекс за дорогу в песках высох до звона в сухожилиях. Одежда пришла в полную негодность. От нее почти ничего не осталось. Мысли были только о воде и еде. Одно хорошо, преследователи его точно потеряли.
Последние два дня пути он начал впадать в оцепенение. А джинну хоть бы что, бежал себе, поглядывая по сторонам, да время от времени ругал человеческое племя за слабость, изнеженность, зависть, подлость, жадность, трусость, тупость, жестокость...
Внезапно он ссадил Лекса в тень и умастился рядом.
Каменистая гряда стекала от вершины на ту сторону отлогим спуском. По самому верху шла череда причудливых скальных зубцов. Под таким, похожим на обломанный клык, они и залегли. Лекс поплавал некоторое время в прозрачном беспамятстве, но благодаря усилиям Энке, пришел в себя.
- Зачем ты меня тормошишь? Мы пришли?
- Угу. Просыпайся.
- Что там?
- Сам посмотри, я твоими глазами работать не нанимался.
У подножья сгрудились кибитки. Там блеяли овцы, стонали верблюды, жалостливо мекали козы. Между ними сновали люди. Поселок надвое разделяла едва различимая тропа. А дальше - извилистой блестящей лентой змеилась река.
Лекс увидел воду, рванулся к ней, но был сграбастан джином и водворен на место, а когда пришел в себя, Энке коротко обрисовал ему диспозицию:
- Десять домов на колесах, стадо овец и коз, есть лошади.
- Я не заметил.
- Увели поить к реке. Людей человек сорок. Верблюды - на продажу.
- Откуда ты знаешь? - вяло поинтересовался Лекс.
- Ухоженные, и без поклажи...
- Пойдем, а? - тоскливо попросил Лекс.
- Пойти-то мы, конечно, пойдем, да только ночью.
- Я не доживу. Сдохну тут, и достанется твоя лампа кочевникам, будешь до конца мира с ними перепираться.
- Я, конечно, долго просидел в песках, только боюсь, нравы за последние сто лет мало изменились. По сравнению с теми, внизу, даже никейский погонщик - родной мамой покажется. Подумаешь, отловили бы нас работорговцы и прицепили на одну жердь. Зато в пути и еда, и вода. Охрана, опять же.
- От кого?
- Вот от этих! Это ж Духи. Племя такое. Они бродягам всегда очень радуются. Живут обособленно. Сами ни с кем не водятся, а уж с ними никто и подавно дело иметь не желает. Духи изредка выползают из центра пустыни для обмена товарами, вот как сейчас. Идут давно, провиант заканчивается, коз и овец они жалеют, до ближайшего торга еще топать и топать. А тут - мы с тобой. Меня сразу говорю, варить бесполезно: как сунешь, так и высунешь. А тебя мигом разделают и запекут. Или - в котел. Перед этим они еще живое мясо отбивают. Считается, так вкуснее.
