Моральные постулаты Священного Писания вызывали у Джорджа уважение, однако он не торопился пороки и сомнительные поступки приписывать главным образом Сатане, перед которым якобы даже Творец бессилен. Есть ли Бог или нет, жив ли или мертв - для него решающего значения не имело. Во что он верил больше, называя себя "христианином - скептиком", так это в магию определенных чисел. То есть разделял тезис о том, что придание им сакрального значения помогает мировому хаосу приобрести контуры упорядоченных состояний, где все объекты связываются друг с другом математической логикой. Не на голом же месте выстроилась в Древнем Китае особая философия чисел и считалось, что следование учению о числах дает людям знание вещей и мировых начал. Нечто похожее, кстати, признавали пифагорейцы и мусульмане.
Перебирая в памяти наиболее важные события его жизни, вычисляя запомнившиеся временные сроки и даты, из всех чисел он вывел для себя наиболее значимое "3". Три сферы Вселенной, божественная троица, троичный принцип построения художественного произведения, ядерная триада стратегических вооружений... Подобно индусам и тамилам, канонизировал он число "5", подчиняющее себе наиболее существенные характеристики макро и микро мира - пять органов чувств, классов животных, страстей, пентады в буддизме. Не простым совпадением считал и священность числа "12"...
Если раньше уединение было для Джорджа абсолютно неприемлемым состоянием, после ухода в отставку он начал находить в этом и свое благо. К его удивлению, в добровольно избранном одиночестве становишься полновластным хозяином самого себя, не позволяешь никому воздействовать на ход твоей мысли и давить чужим прихотям на твои собственные, обретаешь свободу самому решать что надо любить или презирать, испытываешь благостное чувство независимости от чужих прегрешений. Наверное, любой человек, хотя бы на пробу, должен эпизодически пользоваться своим правом на уединение иначе сам с самим не разберешься. Может ли дать такое состояние умиротворение и покой, спасти от всяческих треволнений и лишить соблазна снова ринуться в бурный поток того, что называется нами жизнью? В этом он был далеко не уверен.
Так уж у него повелось, что соблюдение обещаний или обязательств считалось им непременным условием взаимного доверия между людьми, а потому репутацию обязательного человека он ценил выше всяких других. Неожиданно для себя пришел и к заключению на склоне лет: чем меньшим числом вещей обладаешь, тем неуязвимее становишься от злостных проказ судьбы - при том понимании, конечно, что все-таки обладаешь достаточным числом денежных знаков для приобретения всего разумно необходимого, дабы личная свобода и независимость не оказались в тягость.
