— Вот теперь мы — муж и жена, — сказал Володя, когда они шли по улице и она провожала его.
— Да, это всё как во сне, — сказала Паша, — не думала я никогда и не мечтала ни в детстве, ни в ранней юности. Да будет воля Божия!
Не доходя до ворот, они крепко обнялись, поцеловались, и Володя торопливо зашагал туда, где ждали его. А она пошла на станцию, купила билет и уехала. Так началась их жизнь, мужа и жены, жизнь по-прежнему тяжёлой разлуки.
Соседи, где жила Паша, тоже узнали о странном её браке, и, здороваясь с ней, не поздравляли её, а смеялись.
— Ну, Паша, теперь не знаю, что ты, что называется ни вдова, ни мужняя жена. И дал Бог тебе счастье, просто не пожелаю никому такого несчастья...
Паша слышала, что первые месяцы молодожёны живут в особой любви. Эти месяцы в народе называются медовыми, и после люди всю жизнь вспоминают это счастье первой любви. Ничего подобного в их жизни не было. По-прежнему та же разлука, те же письма... И чем мог порадовать Володя свою молодую жену? Он был беден, и не мог купить ей ни платья, ни сделать какого-либо подарка. Он был далеко от неё, и не мог согреть её своими ласками. Единственно, что он мог, это писать ей стихи. И он писал:
СВОЕМУ ДРУГУ ЖИЗНИ.
Ты здесь, со мной, мой милый друг сердечный,
А помнишь ты тот чудный день,
Когда Союзом нас соединил Предвечный,
И стали мы одно и навсегда.
Всё было сном и было как-то чудно,
Что нас влекло друг к другу безрассудно,
Всё было в том таинственно и свято.
Вот всё, чем жизнь наша обильна и богата.
Посредник был Единственный меж нами.
Ты знаешь всё... Могу ль тебе писать...
Как сладко было и думать, и читать,
И часто, часто с чувством и слезами.
И было так не дни, а больше года,
Лишь с нами не была желанная свобода.
Нам думалось, свобода скоро придет,
И напоследок жизнь нисколько не обидит.
Мы ждать решали дальних дней, но нет,
Настал тот час, исполнился обет.
Так вот с тех пор прошло не больше года,
Обет уж жизнь, но не пришла свобода.
В тиши ночной пред утром и над нами
Свершилось всё священными словами.
Мой милый друг, уже проходит год,
Как мы живём средь горя и невзгод,
И тянешь ты нужду чужую, горе,
На что всё это и зачем тебе?
Ведь ты взяла всё на себя не впору,
И покорилась ты такой своей судьбе.
А сколько уж тобою слёз пролито,
Судьба ли это раннею порой?
Мой друг! Поверь, ничто мной не забыто,
И плачу я такою же слезой.
Меня познала ты, и раньше не любила.
Но горе вот — и вот твоя любовь.
