Да, с этим низкорослым тучным человеком с обширной лысиной и венчиком чёрных волос, с крупными ясными чертами лица общаться было не так легко, как с другими. Порода в нём говорит. Не шёпотом. Сегодня ведь как – каждая особь с пачкой стодолларовых банкнот в кармане мнит себя потомком дворян или, как минимум, обнищавшей польской шляхты. А поскрести по-настоящему, если окажется, что преимущественно – это потомки хазяйновитих мужиков, мельников, жуковатых крестьян, лихоимцев с большой дороги, раскованных от кандалов переселенцев, беглых крепостных, трактирщиков, торговцев всех видов, в том числе пирожков с зайчатиной вразнос, и, в лучшем случае, плутоватых управляющих или экономов.
Кем были потомки Мещерского-Барского, можно не гадать. Потому как Мещерский-Бар-ский никогда не позволял себе, как минимум, трёх вещей: сидеть, касаясь спинки стула, сидеть в присутствии женщин и обращаться к кому бы то ни было на «ты».
– Послушайте, Валентин, – Господи, научиться бы и мне вот так не показывать своих обид, в сердцах позавидовал Александр, – у меня и в мыслях не было… Я отлично знаю, куда пойдут эти деньги. Поскольку всем нам крупно не доплачивают, считайте это моим вложением в благосостояние коллектива. Просто у меня они не возьмут, а у вас – с удовольствием.
– Хорошо, – после кратких раздумий ответил Валентин, – но при одном непременном условии: мне иногда деньги возвращают, и, если позволите, я буду отдавать их вам.
А он не умеет или не может отказывать. Вполне по-христиански, с его неписаным законом: никогда не отказывай, если к тебе обращаются с конкретной просьбой.
Некоторое время они оценивали тонкий вкус внушительного размера пельменей, отдавали должное терпкому волшебству Мукузани, вдыхали горный аромат подливки. И мужской акапельный хор придавал происходящему черты пиршества.
Оказывается, и поглощение еды – это тоже праздник, как и присутствие друга, как и сама простая ежедневная жизнь тоже может быть праздником. И всё, что от тебя требуется, – научиться радоваться празднику.
Но славяне этому искусству не обучены. Посему, утолив первый позыв жажды по празднику, Александр полюбопытствовал о будничном:
– А что с твоим домом? Ещё стоит?
Александр как-то писал о героическом бастионе, в который жильцы переоборудовали своё жилище. Находился он под горкой, то ли на улице Чапаева (такое название прилепили к этой кривой улочке, хотя следов от копыт коня легендарного комдива на киевской земле не обнаруживали), то ли на улице Франко (легендарный «каменяр» в Киеве бывал и даже жил, но совсем не на той улице, а в переулке, который наречён именем действительно киевского лётчика; а во-обще-то, после войны, не говоря уже о временах нынешних, каждое второе название улиц было дурацким).
