– Эльвира! Иди сюда!
Она явилась. В малиновом японском халате из тончайшего шёлка с огромным иероглифом, вышитым золотом на спине, в шальварах цвета ядовитой бирюзы, в гаремных тапках мягчайшей кожи, с огромными помпонами на загнутых острых носках и в прикрывающей увядающее лицо маской из ночного крема в палец толщиной.
– Тебе насчёт квартиры звонили?
– Да. А какой? А что?
– Да той, что на Крещатике. Когда звонили? Что говорили?
– Вчера. Взяли паспорт, чтобы сделать копию для БТИ.
– Вернули?
– Да. Сегодня.
– Кто брал, кто вернул?
– Да агент, или, как там его… Из агентства, короче.
– Спрашивали что-нибудь?
– Да. Есть ли у тебя ещё недвижимость, спрашивали.
– Ну и ты, конечно, рассказала всё…
– Да, всё…
– Ну и дура же ты! Неисправимая. Сколько раз тебе говорил…
– А твоя Ирена умная? Вот пусть она и занимается твоими делишками.
К этим наездам он привык и особенно к ним не прислушивался. Он принялся разглядывать свою суженую, чего давно не делал. Эк, какая у неё тяжёлая нижняя часть. Хоть он и любил эту половину женского тела, но не до такого же уродства! Да, у Ирены она тоже не слабая, но кости у неё будут поуже, отчего нижний интерьер приятнее.
Голос обвинителя нарастал и нарастал, и он невольно был вынужден дослушать приговор.
– Или эти твои козочки, – продолжала женщина с иероглифом на спине, о значении которого не имела ни малейшего представления.
– Да, да, которые под стол залазят… или на столе тебя ублажают… в офисе… Думаешь, не знаю? Ещё как знаю.
«Ну залазят, – вяло подумал он. – У его секретарши верхняя губа такая. Широкая и вывернутая. Как у этой американки, вот вспомнил, Джулия Робертс».
– Они и стучат друг на друга, – не унималась его правоверная. – Но ему, видите ли, мало… он ещё и в сауну девиц прихватывает…
Он не стал, как обычно, переубеждать левым хуком в ошибочности её взглядов и представлений о его работе, привычках и происхождении. Не до этого. А только махнул рукой: пошла, мол, отсюда. Дела у меня важные. И вообще, пора ей урезать содержание, разошлась слишком. Или в Донецк вернуть. Так ведь не захочет. Донецк – это теперь уже ссылка. Там друг о друге всё знают. А тут свобода. У неё, кажется, любовником сейчас ватерполист, 22 года. Потому и разрешил, думая, что утешится. Ломать придётся.
– Господи! И откуда такое хамло только вылупилось? – Она и не думала униматься, а раньше читала мысли по выражению его лица. – Ведь шофёром простым был, ну хорошо, завгаром… а туда же…
