Илья пришел после обеда, когда на кафедре можно было спокойно поговорить. Артемий Александрович поднялся навстречу и подал внушительную для своей невысокой, но коренастой фигуры руку. Кивнув на стул, он без единого вступительного слова (и тут в нем сказывался политрук) перешел к делу:
— Ну, как ваши отношения с господином Слитоу?
Илью всегда обескураживал такой подход шефа — ему казалось, что от него ждут какой-то цифры или короткого «так точно!». Поэтому на сей раз он заблаговременно подготовился.
— Ничего, мирное сосуществование при идеологических разногласиях.
— А, хорошо, — улыбнулся шеф, — только надо, чтобы в результате от идеологии этого господина не осталось камня на камне, — перефразировал он модный анекдот.
Мысленно поморщившись, Илья половинчато улыбнулся. Затем он коротко изложил суть работы англичанина, подчеркнул ее слабые места и показал, в каких пунктах теоретическая физика дает основания для других толкований.
— Слитоу считает, — говорил он, — что, поскольку элементарную частицу нельзя изучать, не воздействуя на нее, то мы не можем выяснить свойства невзаимодействующего объекта — в данном случае «частицы самой по себе». Она, таким образом, является «вещью в себе», недоступной для познания, ибо как только мы «беремся за нее», она либо изменяется до неузнаваемости, либо вообще перестает существовать. Следовательно, где-то на уровне элементарных частиц и лежит принципиальный порог познаваемости мира.
— Но, это уже субъективный идеализм, — веско заметил Галин.
— По мнению Слитоу, — продолжал Илья, — существует целый «мир в себе» — мир, в который мы не вторглись своим разрушительным познанием.
— Да, субъективный идеализм в современной личине, — удовлетворенно констатировал Галин и перестал слушать своего аспиранта; он немного устал да и не было особого смысла вникать в детали.
Между тем Илья говорил о том, что правильное истолкование кантовской «вещи в себе» ни в какой степени не ограничивает познание реального мира, поскольку он взаимодействует с нами; если мы и ограничены, так только в познании… собственных фантазий. Более того, кантовский взгляд на пространство-время представляется ему наиболее плодотворным при решении основных парадоксов теоретической физики…
Галин встрепенулся, за стеклами в золотой профессорской оправе вспыхнул огонек классового сознания.
— Нам не выбраться из болота всех этих парадоксов, пока мы не сбросим с глаз своих катаракту единого, объективного пространства-времени. Вы знаете, я попытался ввести понятие собственного пространства-времени частицы… такие захватывающие перспективы открываются! Нелокализуемость и принцип дополнительности как бы выворачиваются наизнанку — совершенно другой подход, и очень плодотворный, как мне кажется. Вот, например, как снимается парадокс…
