Затем его больно кольнуло, и он постарался проскочить это место, — разговор об отношении к русским. Вообще, они придают поразительно большое значение вопросам нации и расовым признакам, но что еще удивительней — ее религиозность. В наше время, молодая вполне современная девушка!.. Впрочем, весьма цельная позиция… по-своему.
Она не отдернула руку после танца!
В отношении к ученым у них явная предвзятость: «как новые пятаки», говорит Карел, а у нее — брезгливость, почти отвращение к научному методу. Собственно, кого они могут противопоставить ученым? И он новый пятак. Конечно, рядом с их джинсами и платочками он чересчур… чересчур академичен… нет, об этом нечего и думать — у него не та внешность, чтобы небрежно одеваться, он нуждается в собранности и ясности мысли, есть какая-то связь между мятыми брюками, несвежей рубашкой и недисциплинированным мышлением…
Она сказала «воображаете себя богами» с явной иронией; но ощущение Бога есть у каждого, кто творит, и, если быть до конца честным, разве ученые не стоят на последней из достигнутых ступеней совершенства? Что, собственно, отталкивает ее в ученых? Их прагматизм, самоуверенность? Но разве они не доказали неограниченные возможности науки?..
Такой ход мысли возбудил у него жажду деятельности, которая оказалась, впрочем, весьма недолговечной, ибо угасла, как только он позавтракал и уселся за стол. Впечатления волнами накатывали на берег сознания и смывали его жалкие построения. Он вспомнил мысль, родившуюся в «ленинке» и так взбудоражившую его вчера: «качественно новые понятия рождаются из жизнеспособных сочетаний старых понятий», но почему одни жизнеспособны, а другие нет?.. Какая свобода и раскованность во всем! Никакого кокетства… А, может быть, это кокетство высшего порядка? Нет, им просто незачем кокетничать. Зачем казаться… но что такое кокетство? Илья посмотрел в словарь: «старание нравиться своей внешностью, заигрывание». Ну, это им ни к чему, не успевают, наверное, отбиваться…
Когда Илья понял, что день безнадежно болен, он решил из милосердия прикончить его волейболом и посещением кино, возведя его посмертно в статус выходного.
Следующий день, с виду совершенно нормальный, был болен, как оказалось, тем же недугом — мысли разбегались и терялись в розовой дымке. Появились первые признаки паники: какой-то досужий прорицатель высказал убеждение, что так теперь и будет и пожалел старика Канта, другой — пожалел бедного Снегина, кто-то обронил ехидное замечание насчет польской юбки… что касается его Я, то на правах ближайшего родственника оно прямо заявило, что он бездарь, не умеет брать себя в руки и вообще бездельник. Илья огрызнулся, однако, занятие себе вскоре нашел.
