Когда обычное сознание вернулось к нему, Вивекананда поспешил к ученикам, но чувство близости к Матери не покидало его ни на мгновение.
Казалось, что он обезумел в почитании Кали – богини «всепожирающего времени», восклицая: «Стремитесь распознать Мать во всем зле, скорби и уничтожении, царящих вокруг. Только путем почитания Ужаса можно превзойти ужасы жизни и вступить в сферу бессмертия! Медитируйте на смерти! Пусть ваше сердце станет площадкой для кремации, на которой гордость и алчность обратятся в пепел! Тогда и только тогда Мать придет…»
Болезни терзали тело Вивекананды все сильнее и сильнее, но даже в приступах острой боли он бормотал: «Мать – больное место! Мать – чувство боли! Мать – даритель страдания! Кали! Кали! Кали!» Наставления ученикам в тот период звучали как приказы солдатам: «Отбросьте страхи! Не выпрашивайте, не заслуживайте, а завоевывайте Высшее! Заставьте Мать слушать вас! Она всесильна и способна обратить даже камни в воинов духа!»
Наконец, Вивекананда снова покинул учеников, строго-настрого запретив следовать за ним, и не появлялся целую неделю. Предаваясь суровому подвижничеству возле святилища Матери, как особый ритуал он совершал каждое утро почитание невинной дочери брахмана как живого воплощения Ума Кумари – богини Девственности. Испытывая боль, он чувствовал освобождение духа. Совершенно позабыв о миссии пророка и учителя человечества, Вивекананда словно превратился в простого набожного монаха.
Духовное преображение Вивекананды оказалось необратимым, и, снова вернувшись к ученикам, он в прежнем восторге вступил в дом, поднял руки для благословения, посыпал голову каждого цветами с алтаря богини и возвестил: «Никакого Хари Ом больше! Теперь только Мать! Весь мой патриотизм прошел. Все прошло. Теперь только Мать! Я всего лишь дитя…» Присев на подушки, он поведал ученикам, как в полуразрушенном храме, оскверненном мусульманами, в нем возник порыв духа защищать Мать. Но стоило ему помыслить о сыновнем долге, как свыше раздался глас самой Матери: «Так ведь это я тебя защищаю повсюду!» Потрясенный прозрением в истину отношений с Богом, «защитник» устыдился своей гордыни.
В те дни он получил и иной странный опыт, привнесший беспокойство в его душу. Некий факир, ученик которого чудесным образом избавился от лихорадки после посещения Вивекананады, прогневался и решил наслать на него магические чары, заставив страдать от рвоты и головокружения. Черная магия и впрямь сработала, но вызвала в Вивекананде ответный гнев не на факира, а на себя и Мать, ибо что значило его единение с Богом, если на него могут воздействовать силы зла? Вопрос этот, остававшийся без ответа, довел его до состояния подлинного кризиса, когда он постиг все убожество своей преданности Богу… Мать не нуждалась в нем, как он ясно видел теперь, а лишь он сам отчаянно нуждался в ней! Перед прозрением в истину померкло все – миссия, спасение человечества, творение добра в мире.
