Человек в белой рубашке вдруг сам присел на пенек; у ног своих развернул сверток с холодной закуской и бутылью сухого вина. Анна прилегла рядом. Молодой человек повязал себе на шею салфетку и разлил вино по стаканам. Вдруг он хлопнул в ладоши - и остальные три человека: один - приземистый, но крупный, с бычьей шеей и непонятно-дегенеративным лицом, второй - высокий, тоненький, извивный, а третий - изящный, белокурый, как маленький Моцарт, с воем бросились в сторону, к дереву, где лежали какие-то сумки и сетки.
Набросившись, они стали что-то вынимать из сеток. К немалому удивлению Федора это оказались: два щенка, котята, птички в клетке и еще какая-то живность...
Тот, кто был с непонятно-дегенеративным лицом, схватил щенка и, вцепившись, перекусил ему зубами горло... Тоненький, присев, сделал какие-то нелепые, похожие на ритуальные движения и вынув иглу, стал выкалывать котятам глаза.
Белокурый же, спрятав личико на нежной груди, покраснев от усилия, пинцетом расчленил птенчика. Молодой же человек в белой рубашке сидел на пеньке и, отпивая сухое вино, плакал.
По всей поляне несся визг животных и урчание людей.
Тоненький так двигал задом, как будто он онанировал.
Приземистый, оторвав одному щенку голову, принялся за другого: он продалбливал ему череп сапожным инструментом.
Белокурый же, озабоченный, так ретиво уничтожал птиц, что кругом - по ветру - носились перья. Всем им это занятие видно приносило огромное наслаждение. Через несколько минут все сумки были опустошены...
Анна зааплодировала.
Двое молодых людей возвращались обратно: позади них была лужа крови и расчлененные конечности. Третий же - белокурый, таинственный, как Моцарт - с радостным визгом носился по поляне, воздевая руки к небу...
Приземистого, когда тот подходил, Федор успел получше разглядеть. Он действительно имел свирепый вид: это было низенькое, крепкое существо лет двадцати пяти, с широкой грудью и длинными, волосатыми руками; кроме выделяющегося непонятно-дегенеративного лица поражал также его отвислый зад.
Тоненький же - его одногодка - наоборот был очень нежного сложения, и к тому же робок и застенчив; он все время краснел и глаза прятал внутрь себя, под лоб, словно они были неземного цвета...
Друг Ани, перестав плакать, неожиданно перешел на разгульно-истерический хохот и ударил палкой приземистого. Тот поджался, как собака.
Аня продолжала о чем-то весело болтать со своим приятелем; подошел Федор.
