Так вышло и сейчас — с одинокой девушкой, бедной и похожей на живую ромашку. Только щечки красненькие. И Степан поманил, и лицо девушки явственно выплыло из бездны. «Живая», — с умилением подумал Милый. Девушка улыбнулась ему и опять пропала.
«Слишком далек я сегодня, потому все и пропадает, — размышлял Степан.
— Эх, горемычные все, горемычные. Но до чего же хороши, когда пусть из могилы, но живые! Живым быть неплохо, но для меня немного скучновато. С мертвыми веселей мне, но тоже не то… Не туда я попал, наверное…»
На мгновение Степану показалось, что весь мир умер, но мгновенно воскрес как ни в чем не бывало. И таким образом мигал еще некоторое время — сколько, трудно было ему сказать. Степан не считал время за реальность и не носил часы. А мир все мигал и мигал: то умер, то воскрес.
— Хорошо мне в этом чертовом теле человечьем, — облизнулся Степан. — Мигай себе, мигай, — обратился он к миру. — Домигаешься…
Девушка-ромашка вдруг дернула его за пиджак. Глаза ее были чисты перед Богом.
— Дяденька, который час? — спросила она.
И тогда Милый захохотал. Еле сдерживаясь, трясясь всем телом, наклонился к большому уху этой маленькой девочки.
— Ты следишь за временем, дочка? — давясь, спросил он. — Живи так, как будто ты на том свете, тогда и времени никакого не надо будет…
Девушка опять улыбнулась и ответила, что все поняла.
— Ишь какая ты прыткая. — Степану захотелось даже обнять девушку. — Все даже Бог не знает. А тебе сколько лет?
— Шестнадцать.
Степан с грустью посмотрел на нее:
— А я вижу, что тебе уже исполнилось восемьдесят.
Девушка расширила глаза, но в это время раздался в вагоне не то крик, не то полувопль:
— Подайте, граждане, герою всех войн на пропитание!!!
За толпой людей было непонятно, кто это, но вокруг, как это ни странно, подавали.
Поезд остановился, и Степан выскочил и поехал в обратную сторону. В обратной стороне он обо всем забыл и не видел ничего, кроме своего сознания. Тем не менее ему показалось, что все улыбаются ему. И он приветствовал всех — но где-то там, где они были еще не рожденные, в белой тьме бездны…
«Хорошо бы и мне там сидеть — время от времени», — мелькало в уходящем уме.
Какой-то старичок помахал ему шляпой. И Милый опять выскочил на поверхность, не думая о том, чтобы ехать куда-нибудь. Сел на скамейку и застыл. На душе было как в яме.
«Загадочный я все-таки», — усмехнулся в лицо деревцам.
Часа через полтора подумал: «Куда же идтить?»
Вокруг толпами полубежали люди, кто с работы, кто на работу… «А кто и на луну, — подумалось Степану. — Все бегут и бегут. Помоги им, Господи! Но и наших среди них — много. Копни почти каждого — в глуби он наш…»
