В теперешнем моем возрасте жди вопросов. Подвалит какой-нибудь отрок и начнет кидать загадочки: отчего любовь да зачем, в чем счастье жизни да почему, куда идем да когда придем?.. Я готов. На все вопросы не отвечу, но сердцевину подцеплю, — шестьдесят за плечами. Правда, чтобы все разговоры переговорить, никаких разговорен не хватит.
А кадровик стоит и как бы ждет, когда я перестану горюниться. Лицо у него белое, как у девицы-затворницы. Сметаной, что ли, одной питается? Я его не люблю, и он про это знает; он тоже меня не любит, и я тоже про это знаю. Он меня не любит, потому что я его не люблю; а я его не люблю, потому что не мужское это дело — бумажки писать да в папки складывать. Да еще про пенсию мечтать, которую он с молодых лет хлопочет и даже за ней на Север подавался.
— Да, Николай Фадеич, прошла жизнь, — вздохнул он, как сработал пневматикой.
Жизнь прошла? Да что ты, сметанная, то есть бумажная, душа кумекаешь в жизни?
— Не прошла. У человека три жизни, — сказал я потише, чтобы подпустить туману.
— Как это три?
— Сперва живешь на зарплате, потом на пенсии, а уж затем на всем казенном.
— Насчет казенного не уловил, Николай Фадеич.
— У бога-то, на небесах… Там ведь полное обеспечение, как в армии.
Похоже, он улыбнулся, поскольку белесые губы растянулись и чуть потемнели — вроде как бы сметана в них стала пожиже.
— Николай Фадеич, а вы верующий?
Верующий я в три жизни и во многое чего другое. У человека три жизни — хоть верь, хоть проверь.
Первая жизнь идет от рождения до пенсии, до шестидесяти. Тут работай с огоньком да ходи с ветерком, люби с жаром, да хлебом делись даром — но и думай.
Вторая жизнь будет от шестидесяти до самой смерти. Тут думай покрепче, но и работай с огоньком, и ходи с ветерком, и люби с жаром, и хлебом делись даром.
Третья жизнь пойдет после твоей смерти — третьей жизнью будет жить все, что ты оставил. Работа, которую сделал с огоньком. Километры, которые прошел с ветерком. Люди, которых любил с жаром. Люди, с которыми делился даром…
Три жизни у человека — это проверено. Но у меня-то пока идет первая, поскольку на пенсию не желаю, а пожелай, так начальство проходную бульдозером перекроет.
— Как же насчет этих моментов, Николай Фадеич?
— Каких таких моментов?
— Бога и прочего…
— Что касается одних и тех же моментов, то они одни и те же…
Не стал я про три жизни ему объяснять. Уж не говоря о двух сущностях. Да знает он про них, слыхал не раз. А я приметил такую закавыку: труднее всего человек понимает го, про что давно знает.
