– Я, Колька, я Моховской! – говорил дед в запале, если случалось ему с кем-то поспорить.
А тут шел дед из магазина и заметил, что кинотеатр исчез. Увидел новую вывеску: «Кафе». Решил исследовать.
Вошел, огляделся. Красиво: музыка, гладкие столики, строй разноцветных бутылок в баре. Несколько человек у стойки. Дед подошел. Дождался своей очереди и стал делать заказ. Как положено. Сто грамм, чего уж там, и – закусить. Улыбнулась ему продавщица, и тут…
Чья-то туша заслонила обзор. Трещал костюм на накачанных мышцах. Пальцы-сосиски легли на дедово плечо и отодвинули.
– Девочка, организуй-ка мне быстренько, – обратился амбал к продавщице.
Деда оттеснили из очереди.
– Представляешь, дочь, какой-то сопляк, – рассказывал он, – я его раза в четыре старше. Морда, главное – во! – показал дед двумя руками.
– Минуточку, – каркнул дед и выставил локоть.
Браток с веселым изумлением заглянул подмышку, откуда донесся голос, сказал примирительно:
– Усохни, плесень, – и повернулся обратно.
– Минуточку, – повторил дед, но мордоворот его проигнорировал.
Деда. Проигнорировал.
Колька с Моховой умел правильно оценивать весовые категории. Поэтому поднял стоявшую у столика табуретку. Новенькую, крепкую. С железными ножками.
– Минуточку, – последний раз предупредил он.
Примерился, как следует, и – применил.
По назначению, благо промахнуться было невозможно. Табуретка обрушилась на круглую пиджачную спину. Кабанья туша на секунду застыла и развернулась к деду.
Спас его милицейский патруль. В этом плюс маленьких городов: все на виду и милиции ехать не долго. Дебоширов скрутили и отправили в отделение. В обезьяннике они просидел до самого вечера.
– Дед, милый, – говорил ему моложавый майор, похожий на внучкиного мужа, – я прошу тебя. Ну, пожалуйста. Не связывайся ты с этими. Побереги себя-то!
– Он же без очереди, – горячился дед, – наглый! И отмахивается, как от мухи!
Майор посмотрел на встрепанный дедов чуб, сухонькие плечи, вздернутый воинственно подбородок и вздохнул. Подписал бумаги и произнес так строго, как только сумел:
– Николай Николаевич. Я вас предупредил! Еще раз поймаю – посажу на пятнадцать суток! Вы меня поняли?!
– Такие дела, дочка, – заключил дед.
Ольга помолчала.
– Пап… я даже не знаю, как реагировать, – сказала она. – То ли ругать тебя, то ли – гордиться. В семьдесят восемь попасть в милицию за хулиганство… это – круто, пап. Только, пап. Я тебя прошу. Я тебя очень прошу, как тот майор. Ну, не связывайся ты с ними. Ничего ты им не докажешь. А мы… – тут Ольгу осенило.
