К сожалению, современная западная массовая культура, сформированная индустрией моды и развлечений, возвела в культ молодость и внешнюю красоту. Зрелость, а тем более старость не заслуживают ее высокой оценки, скорее это нечто презираемое. Для нынешнего молодого поколения старость – это «не клёво». Следствием такого отношения стала необычайно высокая рентабельность косметической промышленности и эстетической медицины.
Открою вам страшную тайну: я сама время от времени обращаюсь за консультацией не только к дерматологу (специалисту по проблемам кожи), но и к пластическому хирургу. У дерматолога я прохожу ежегодный осмотр на предмет выявления подозрительных родинок и пигментных пятен, которые могут быть предвестниками рака кожи. А пластический хирург провел мне небольшую операцию для восстановления связок на безымянном пальце левой руки, после того как я нечаянно повредила их, разделывая ножом авокадо. Уверена, что оба эти специалиста весьма востребованы и живут безбедно, а шестидесятилетние жертвы рекламы и «ажиотажного спроса на молодость», без которой невозможна сладкая гламурная жизнь, обеспечат им дальнейшее процветание.
Первый раз с пластической хирургией я познакомилась в двадцать два года. У меня был весьма внушительный размер груди, а легендарных Долли Партон[19] и Памелы Андерсон[20] тогда еще и в помине не было. В те времена популярна была Одри Хепберн и ее миниатюрная грудь, едва заметная под тончайшим кашемировым джемпером и тонкой ниткой жемчуга.
В пятнадцать лет я весила срок девять килограммов и не нуждалась в бюстгальтере. Но в восемнадцать, после того как два года провела в частной школе в Швейцарии, килограммами уплетая сыр, французские булочки и шоколад, во мне было уже шестьдесят три с половиной килограмма. Груди у меня стали размером с дыни, а выбор бюстгальтера или купальника превратился в настоящую проблему. Справедливости ради замечу, что у моей мамы был пышный бюст, да и моя незамужняя тетка отличалась внушительными формами. Так что я всего лишь унаследовала семейные «достоинства». Мужчины никогда не смотрели на меня «как-то по-особенному», но я не сомневалась, что за глаза они потешаются над моими формами. Я чувствовала себя неуютно и неуверенно. Да что там – я была просто несчастна! В конце концов, я решила покончить с этой проблемой, и едва мне исполнилось двадцать два года, легла под нож. Мне удалили чуть больше двух килограммов тканей молочных желез (представьте себе два с лишним килограмма масла у вас на кухонном столе!), и моя грудь уменьшилась до пристойного размера C
