- Да ведь ты съел ее тогда? - удивлялся Сохач.
- Известно, съел... Сам знаю. А все-таки та самая...
- Ну, это тал, блазнит* тебе, Тарас Семеныч... Мало ли ты таким манером по насту коз загонял на своем веку!
______________
* Блазнит - чудится, мерещится, видится.
- Был грех, Сохач... Ох, большой грех!
- Говорил я тебе...
- Тогда другое было, и я был другой, а вот теперь мне ее и даром не надо, значит, козу... Я и простой-то говядины видеть не моху. Как-то пришла проведать меня из деревни племянница и принесла гостинцы, а я и глядеть не могу. С души воротит, как только подумаю... Я эту племянницу ужо возьму к себе на осень. Скучно одному-то...
- Тоже и придумает человек: скучно! Нет, Тарас Семеныч, ты повредился... Ужо я тебе травку такую дам, пользительную.
Попробовал Тарас Семеныч пить пользительную травку, но и это не помогло, а точно сделалось даже хуже. Главное, делалось ему хуже по ночам: мается, мается, а заснуть не может. Лежит и все слушает... Вот легкий козий топот, вот ударил копытом матерый сохатый, вот пискнул смертельно раненный заяц, а там со свистом проносится утиная стая, перекликаются рябчики, жалобно курлыкают журавли и где-то безостановочно бежит по камням бойкая горная речонка - вода так и бурлит. Тарасу Семенычу стоило закрыть глаза, как все эти звуки поднимались разом, и он чувствовал, как со страху его охватывает холодная дрожь. Он просиживал целые ночи у окна - это было легче. За какой-нибудь месяц старик страшно исхудал.
- Скоро помру... - говорил он Сохачу, когда тот приходил его проведать. - Вот только птица отлетит в теплую сторону, и я за ней...
- Пожалуй, и то помрешь, - соглашался Сохач. - Все мы так-то: живем долго, а помрем в один день.
К осени на сайме у Тараса Семеныча поселилась его племянница, совсем маленькая девчонка. Толку от нее было мало, а все-таки веселее, когда живой человек. Очень уж спать любила девчонка, и ночью ее не добудишься. Спит, как зарезанная. А все-таки лучше... Не так страшно, когда живой человек рядом.
- Эй, Матрена Ивановна, будет спать-то, - будил ее старик. - Спишь, как барыня городская...
Старик был убежден, что городские барыни только и делают, что едят и спят. Что им делать, барыням... Вот и Матрена Ивановна тоже дрыхнет, хоть из пушки в нее стреляй.
Было уже несколько холодных ночей с еще более холодными осенними утренниками, когда трава серебрилась от инея. Небо все чаще и чаще покрывалось тучами. Дул холодный северный ветер, точно гасивший последние летние краски. Птица уже грудилась в стаи. Старые учили молодых летать, и над озерами носились громадные стаи уток.
