Некрасова Л. День рождения | страница 47

Когда уже лужи стали по утрам засахариваться, Сергей Прокофьевич торжественно вынул все пачки денег, намотал Маке на голову свой вязаный шарф, и они пошли на базар. Базар назывался толкучкой. Все люди держали что-нибудь в руках, все люди топтались, ходили, толкались, и вся базарная площадь шевелилась, бурлила, булькала и гудела.

Сергей Прокофьевич искал себе валенки. Ботинки его совсем развалились. Валенки ему нужны были старые, поношенные, очень крепкие, такие, чтобы в них можно было много ходить.

Сергей Прокофьевич, наконец, встретил валенки такие, какие были ему нужны. Большие, черные, подшитые кожей, с двумя кожаными заплатками. Сергей Прокофьевич уже полез за деньгами.

И вдруг Мака увидала Тамару. Тамара в своем красивом розовом платье улыбалась Маке и протягивала к ней руки. Мака бросилась к ней.

— Тамара! — крикнула она и ухватилась за рукав старушки, которая держала Тамару.

— Что ты, деточка? — удивилась старушка. — Что ты, деточка, кричишь?

— Это моя Тамара, — задыхалась Мака. Ведь это была Тамара. И кончик носа у нее был отбит. Тамара нашлась. Значит, могла найтись и мама!

— А ну-ка, скажите, барыня, откуда у вас эта кукла? — строго спросил Сергей Прокофьевич. Валенки, черные валенки, подшитые кожей, уже ощупывал другой человек.

— Не эта барыня тебя к маме провожала? — спросил Маку Сергей Прокофьевич.

Мака взглянула на старушку. Нет. То лицо с золотыми зубами она сразу бы узнала.

— Это моя Тамара, — только повторяла Мака и сжимала в руке замерзшую Тамарину ногу.

— Ну, хорошо, — сказал Сергей Прокофьевич, — твоя так твоя. Сколько стоит? — важно спросил он старушку.

Тамара стоила дорого. Сергей Прокофьевич отдал старушке толстые пачки разноцветных денег. Старушка исчезла в толпе. Мака обняла Тамару.

— Теперь пойдем купим валенки, — сказала она, и глаза ее сияли. Сергей Прокофьевич взглянул на свою ногу. Любопытные пальцы высовывались из ботинка.

— Нет уж, — сказал он, — я раздумал. Не куплю я валенки. Что ноги парить-то! Отдам в починку башмаки, да и все.

Сергей Прокофьевич внимательно рассматривал конверт. На нем были какие-то наклейки, печати, пометки, марки наполовину отлепились…

— Что мама пишет? — чуть дыша от волнения, спросила Мака.

Сергей Прокофьевич продолжал вертеть в руках конверт.

— Ничего нам мама не пишет, — сказал он и положил письмо на колени. — Это наше письмо вернулось обратно. Эк, оно путешествовало! Даже смотреть жалко. Где только не побывало! И у Деникина, и у Гетмана, и у Махно, и у Шкуро, и у немцев, и в Советской России, и в самом Петрограде. А вернулось к нам опять, и ничего мы с тобой не узнали. Вот только наклеечку добрая душа в каком-то там петроградском почтовом ведомстве сделала: «Адресат по данному адресу не проживает». Это по-нашему, по-почтовому, так называется. А по-обыкновенному, по-русски, это значит: нет там твоей мамы. Вот что, птаха-бидолаха. Не нашло письмо нашу маму. Не нашло.