Я открываю воду и достаю из кармана мобильный телефон.
Лео Штейн берет трубку после первого же гудка.
— Его зовут не Джозеф Вебер, — приглушенно говорю я.
— Слушаю.
— Это я, Сейдж Зингер.
— Почему вы шепчете?
— Потому что сижу у Джозефа в ванной комнате, — отвечаю я.
— Я подумал, что, возможно, его зовут не Джозеф…
— Верно. Его имя Райнер Хартманн. В конце две «н». И дату рождения он тоже назвал. Двенадцатое апреля тысяча девятьсот восемнадцатого года.
«Как у фюрера», — сказал он.
— Следовательно, ему девяносто пять, — говорит Лео, произведя несложные подсчеты.
— Мне казалось, вы говорили, что искать их никогда не поздно.
— Не поздно. Девяносто пять — лучше, чем усопший. Но откуда вам знать, что он говорит правду?
— Я не знаю, — отвечаю я. — Но вы узнаете. Пробейте по базам данных и посмотрите, что всплывет.
— Все не так просто…
— Ничего сложного. Где ваш историк? Попросите его узнать.
— Мисс Зингер…
— Послушайте, я сижу в туалете старика! Вы же уверяли, что, зная имя и дату рождения, найти человека намного проще.
Он вздыхает.
— Посмотрим, что можно сделать.
Пока жду, я сливаю воду в туалете. Дважды. Я уверена, что Джозеф или Райнер — как он там желает, чтобы его называли! — сейчас гадает, не провалилась ли я в унитаз. Или, может, он думает, что я купаюсь в его раковине.
Минут через десять я вновь слышу голос Лео.
— Райнер Хартманн был членом нацистской партии, — говорит он.
Я чувствую странную эйфорию оттого, что имя совпало, а еще какую-то тяжесть, потому что это означает, что человек по ту сторону двери принимал участие в массовых истреблениях людей. Наконец я выдыхаю:
— Значит, я была права.
— Факт того, что его имя есть в Берлинском документационном центре, не означает, что его можно законно прижать к ногтю, — говорит Лео. — Это только начало.
— И что дальше?
— Дальше по-разному бывает, — отвечает Лео. — Что еще вы можете выяснить?
Я чувствую приставленный к горлу нож.
Слышу, как он разрезает мою кожу, как на грудь капает липкая горячая кровь. Он опять набрасывается на меня, хватает за горло. Единственное, что мне остается, — ждать, когда вонзятся его острые как бритва зубы. Я знаю, что последует дальше.
Я слышала множество историй об упырях, что восставали из мертвых и прогрызали льняной саван в поисках крови, которая придала бы им сил, потому что собственной крови у них больше не было. И эти твари ненасытны… Я слышала истории, а теперь знаю, что это правда.
Клыки не вонзались, кровь никто не пил. Он сожрал меня и понес к краю смерти, на обрыв, откуда скользнул в вечность. Значит, так выглядит ад: медленный безмолвный крик. Нет сил пошевелиться, нет голоса, чтобы произнести хоть слово. Только обострилась реакция на прикосновения, запахи и звуки, когда он разрывал мою плоть. Он стукнул меня головой о землю: один раз, второй. У меня закатились глаза, и темнота упала, как гильотина…
