Сегодня Мэри пишет свою самую последнюю мантру. «Все, что вы замешиваете, — это любовь», — читаю я.
— Что скажешь? — интересуется она.
— Что Йоко Оно затаскает тебя по судам за посягательства на авторские права, — отвечаю я.
Рокко, наш бариста, протирает прилавок.
— Леннон достиг совершенства. Если бы жизнь его длилась… Трудно представить себе!
Рокко двадцать девять лет, его рано поседевшие волосы заплетены в многочисленные косички, разговаривает он исключительно хокку. Когда он просился на работу, то сразу предупредил Мэри, что такая у него «фишка». Она смотрела сквозь пальцы на эту словесную причуду благодаря его поразительному таланту создавать из пенки настоящее искусство — потрясающие узоры на латте и мокачино. Он умеет рисовать папоротники, сердечки, единорогов, Леди Гагу, паутину, а однажды на день рождения Мэри изобразил профиль Папы Бенедикта XVI. Что касается меня, то я люблю Рокко за другую «фишку»: он не смотрит людям в глаза. Уверяет, что так собеседник может украсть твою душу.
Аминь!
— Кончились нынче багеты, — говорит мне Рокко. — Много ли радости в кофе? — Он замолкает, мысленно считая слоги. — Больше сегодня спеки[5].
Мэри начинает спускаться.
— Как прошло занятие?
— Как обычно. Весь день было тихо?
Мэри с глухим стуком оказывается на полу.
— Нет, был наплыв дошколят и хороший обед. — Она встает на ноги, вытирает руки о джинсы и идет за мной в кухню. — Кстати, звонил Сатана, — сообщает она.
— Дай угадаю. Хочет заказать праздничный торт на день рождения Джозефа Кони?[6]
— Сатаной я называю Адама, — продолжает Мэри, словно не слыша моих слов.
Адам — мой приятель. Кроме того, он чужой муж.
— Адам не такой уж плохой.
— Он слишком вспыльчив, Сейдж, и топчет чужие чувства. Если туфли впору… — пожимает плечами Мэри. — Оставляю Рокко на передовой, а сама пойду к храму на прополку.
Хотя она официально там не работает, никто не возражает, что бывшая монахиня, умелая садовница, ухаживает за цветами и деревьями возле храма. До седьмого пота помахать мачете, проредить кусты, покопаться в земле — такая у Мэри разрядка. Иногда мне кажется, что она вообще не спит, восстанавливается фотосинтезом, как ее любимые растения. Такое впечатление, что у нее больше энергии и работает она быстрее нас остальных, простых смертных; на ее фоне даже фея Динь-Динь покажется лентяйкой.
— Там кусты хосты бунтуют.
— Удачи тебе, — желаю я, пытаясь повязать фартук и сосредоточиться на ночной работе.
