Стоящий рядом со мной брат закашлялся. «Хартманн», — прошептал он.
Я не понял, что он пытался мне сказать, когда шептал эту фамилию. Возможно, хотел, чтобы я представился. Чтобы Гиммлер точно знал, что за идиот стоит перед ним.
И тут я понял, что брат шептал вовсе не «Хартманн». Он говорил «Германн».
— Потому что это не ветхий замок.
Гиммлер медленно улыбнулся.
— Продолжай.
— Именно здесь Германн-херуск сражался с римлянами и одержал победу. И хотя остальные народы стали частью Священной Римской империи, немецкое своеобразие осталось нетронутым. Как случится и с нами, когда мы опять выиграем войну.
Гиммлер прищурился.
— Как тебя зовут, парень?
— Командир боевого сообщества Хартманн, — ответил я.
Он прошел через толпу и положил руку мне на плечо.
— Воин, ученый, лидер — все в одном. Вот это будущее Германии! — Когда толпа с приветственными возгласами расступилась, он подтолкнул меня вперед. — Пойдешь со мной, — велел он.
Он повел меня вниз по ступеням в die Gruft (подвал). В подвале замка, где все еще велась реконструкция, находилось круглое помещение. Посредине в пол была вмонтирована газовая труба. По периметру комнаты располагалось двенадцать ниш, в каждой свой пьедестал.
— Здесь все заканчивается, — сказал Гиммлер. Голос в этом маленьком помещении звучал глухо. — Прах к праху, земля к земле.
— Рейхсфюрер!
— Здесь и я буду после окончательной победы. Здесь найдут приют все двенадцать главных генералов СС. — Он повернулся ко мне. — Возможно, пришло время такому умному молодому человеку, как ты, стремиться к подобным высотам.
В этот момент я решил вступить в партию.
***
В той же мере, в какой герр Золлемах гордился тем, что я стал одним из СС-штурмманнов[27], мама моя была раздавлена. Она тревожилась обо мне, когда угроза войны обострилась. Но в равной степени она боялась за моего брата, который в свои восемнадцать лет продолжал жить, с головой погрузившись в книги, и которого я больше не смогу защищать.
Они с отцом устроили небольшие проводы накануне моей отправки с одним из отрядов подразделения «Мертвая голова» в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Пришли соседи и друзья. Один из соседей, герр Шеффт, который работал в местной газете, сфотографировал, как я задуваю свечи на шоколадном торте, испеченном мамой, — вот этот снимок, мама позже переслала мне его по почте, и я до сих пор его храню. Я часто смотрю на эту фотографию. Видите, какой я на ней счастливый? Не только потому, что уже занес вилку над тарелкой в предвкушении чего-то очень вкусного. И не только потому, что я пил пиво, как настоящий мужчина, а не мальчишка. А потому, что для меня все еще было впереди. Это последний снимок, где в моем взгляде не сквозит понимание и осмысление происходящего.
