— Это факелы возвращающихся изгнанников, — сказал иерофант. — Идите молиться, дочери мои. Их немного, увы!.. Им нужны наши молитвы. Падите ниц пред Атенайей. Молите деву войны.
Слышны были крики, лязг оружия, колесницы с грохотом катились по улицам. Свет факелов приближался к Афинам.
— Они идут, — воскликнул Ксантиас. — Они уже у ворот. Отец, я тоже пойду сражаться.
— Иди, дитя мое. Час наступил. Возьми с собою храмовую стражу, возьми рабов. Иди, благословляю тебя.
Молодые женщины сидели перед жертвенником. Ренайя положила голову на колени к Эринне, которая устремив глаза перед собой, сидела задумавшись, вспоминая о прошлом, и о том, что, может быть, в эту минуту Конон тоже смотрит на те же самые звезды… Где он? Куда забросила его судьба?
В городе вспыхнули пожары. Зарево кровавого цвета стояло над высокими холмами.
Как-то, уже давно она получила от него одну-единственную весточку. Глиняная дощечка разбилась, и она не могла всего прочесть. Он поступил на службу к великому царю. Он командовал кораблями на далеком неведомом море…
Пламя пожаров разрасталось… Можно было уже различить лязг мечей, слышались стоны раненых… И вот — крики победы! И мольбы о пощаде поверженного врага.
Старый иерофант стоит на ступенях храма, его руки воздеты к небу, он читает благодарственную молитву.
Афины свободны. Да будут благословенны бессмертные боги!
Город медленно восстанавливался из руин.
Порыв искренней веры и благодарности собрал у подножья алтарей народ.
Эринна стала верховной жрицей. Иерофантида заменила иерофанта. Перед смертью он призвал к своему изголовью главного архонта и сказал, указывая на жрицу:
— Вот та, которую мудрость богов избрала на мое место. Древний культ эллинов сохранится во всей своей чистоте в ее руках. Я возложу на ее чело священную диадему.
Тщетно пытался отговорить его архонт, ссылаясь на обычаи.
— Я слишком близок к смерти, чтобы спорить, — отвечал старец, — так надо, этого хотят боги.
Он взял золотой обруч, знак достоинства великого иерофанта и возложил его на голову жрицы.
— Не плачь, дочь души моей; не плачь, мое дорогое дитя. Смерть это освобождение. Меня печалит только то, что я покидаю тебя. Сон тела это пробуждение души…
Когда последнее дыхание старца замерло на его устах, Эринна обратилась к собравшимся жрецам:
— Его мысль уже не на земле, — сказала она.
— Молитесь за него, молитесь за него, чтобы он нашел успокоение в Гадесе [29].
И все жрецы, каков бы ни был бог, которому они поклонялись, опустились на колени и стали молиться…
