Мартин благодарил Бога. Глядя на красавицу, лежавшую в его объятиях, он не замечал ни малейшего испуга, никаких признаков нервной девичьей дрожи. Тем не менее он крепко держал в руках вожжи своей страсти, противопоставив невероятному соблазну жесточайший самоконтроль. Это была трудная задача – медленно соблазнять богиню. Мартин старательно разжигал костер, разгоравшийся между ними, бросая в него горячие угли любви и поливая расплавленной магмой желания. Постепенно его сдержанность начала таять. Мартин заставил себя снова отпрянуть, чтобы убедиться в том, что она не испытывает ничего, кроме удовольствия. Когда он, наконец, привел ее на самую вершину блаженства, стараясь удержать этот краткий миг как можно дольше, Мартин почувствовал неудержимое стремление последовать за ней, и его разум захлестнула волна собственного наслаждения.
Звон элегантных французских часов в виде колесницы, стоявших на мраморной каминной полке, пробился в затуманенное блаженством сознание Хелен. Четыре часа.
Четыре часа! Она мгновенно открыла глаза. Ее смущенному взору предстала широкая загорелая мужская грудь, покрытая редкими завитками черных волос. Обостренные чувства ощутили вес тяжелой мускулистой руки, расслабленно лежавшей поперек ее тела.
Сдерживая стон, Хелен закрыла глаза. Что теперь? Ее тело и разум все еще находились в плену пережитого удовольствия. Как просто было бы лежать здесь, наслаждаясь теплом его близости, и предоставить судьбе решать все самой. Но тогда Мартин проснется и снова заговорит о браке, а ей придется отказывать ему, лежа нагишом в его объятиях.
Хелен поморщилась. Открыв глаза, она медленно подняла взгляд к лицу Мартина. Он по-прежнему спал. К счастью, она лежала с внешней стороны кушетки. С легким вздохом облегчения Хелен осторожно выбралась из его сонных объятий и выпростала ноги из-под шелковых покрывал, которыми он накрыл их.
Оказавшись на свободе, она быстро начала одеваться. Застегивая корсет, Хелен позволила себе любовно окинуть взглядом большое тело, раскинувшееся среди смятых шелковых покрывал. На ее лице мелькнула неясная улыбка. Теперь она, по крайней мере, знала, что значит лежать на конце радуги и отчего так вспыхивали глаза Доротеи, когда она смотрела на Хейзелмера. Мартин перенес ее на конец радуги и подарил мгновения бесконечного наслаждения, подобного которому она никогда не испытывала. Хелен навсегда запомнила его, запечатлела в своем сердце, как свет, которому суждено озарять годы одиночества, ждавшие ее впереди.
