Саманта пыталась сдержаться, но глаза ее сразу наполнились слезами. Элеонора успокаивающе обняла девочку за плечи, и они отправились на кладбище.
Викарий ждал их около семейного склепа Скарбро и произнес молитву над шкатулкой с прахом. После нескольких слов из Библии и короткого панегирика Эдмунду шкатулку поместили в склеп. Церемония была недолгая, но очень трогательная, и у Элеоноры в глазах стояли слезы. Леди Гонория, разумеется, рыдала не останавливаясь, прислонившись к надежному плечу Дарио. Элеонора не убирала руку с плеча Саманты, которая утирала слезы, тихо и медленно катившиеся по щекам. Лорд Нил же стоял как каменный – что, впрочем, было вполне предсказуемо.
Наконец они покинули гробницу – Дарио шел первым, поддерживая рыдающую Гонорию, остальные шагали следом. Выйдя за пределы кладбища, все на мгновение замерли, не зная, как себя вести и что сказать друг другу.
– По-моему, сейчас уже слишком поздно, чтобы обсуждать завещание Эдмунда, – осторожно начала Элеонора. К тому же ей ужасно не хотелось разговаривать с истеричной леди Гонорией. Церемония пробудила тяжелые воспоминания, сердце вновь пронзила боль, и Элеонора опасалась, что показная скорбь и природное упрямство матери Эдмунда вынудят ее наговорить лишнего, о чем потом придется жалеть.
– Да, да, – с чувством закивала леди Гонория. – Я не могу говорить о таких вещах сейчас, после того как… О дитя мое, мое дитя…
Причитания прервал новый поток слез.
Искоса глянув на Дарио, Элеонора заподозрила, что тому уже надоело исполнять роль утешителя.
– Только скажите, где здесь поблизости гостиница, и завтра мы с вами снова встретимся и все обсудим.
– Глупости. В гостиницу никто не поедет, в этом нет нужды. Она очень маленькая и наверняка не соответствует вашим стандартам, – возразил лорд Нил.
– Но, Энтони, в моем доме совсем нет места. – Гонория встревожилась, и теперь от слез не осталось и следа. – Ты же знаешь, у нас так мало комнат, не то что в Тедлоу-Парке, но оттуда мы были вынуждены уехать.
В первый раз Элеонора заметила проблеск эмоций на лице сэра Малькольма. С оскорбленным видом он отрывисто проговорил:
– Леди Гонория, я же сказал – вы с Самантой можете и дальше жить в Тедлоу-Парке. Я бы ни за что не стал вас гнать.
– Нет, ведь теперь это уже не мой дом, – провозгласила леди Гонория с видом мученицы. – И вообще, я не могу там оставаться – столько воспоминаний… Теперь, когда мы остались одни, нам с Самантой пора учиться выживать самим в этом жестоком мире. Разумеется, на наши деньги мы можем позволить себе лишь скромный домик.
