Высокая черная фигура монаха, бродившая среди могил, показалась бы мне призраком, если б по чуть сутулой спине и мелким шагам я не узнала повара гостиницы.
Он был в монашеской скуфье, и хотя в вечерних сумерках я не могла рассмотреть выражения его лица, но по тому, как медленно он шел, я чувствовала, что он сосредоточен и погружен в свои мысли.
Я стояла тихо, боясь пошевельнуться, боясь, чтобы не хрустнул снег под подошвами ботинок. Но Поп-верста уже повернулся, взгляд его упал прямо на меня. Он сразу насупился, опустил голову и, повернувшись ко мне спиной, стал быстро удаляться. Его длинная неуклюжая фигура еще долго ныряла в снежных сугробах между крестами, пока наконец не скрылась за монастырем.
Однажды девушка, принесшая мне утром чай, предупредила меня:
— Сегодня ни завтрака, ни обеда не будет… повар заболел.
— Что с ним?
— Да разве у него узнаешь? Заперся, к себе никого не пускает, больницы звенигородской боится…
Целый день мысль об этом больном, одиноком человеке не покидала меня. Я еще дождалась трехчасового чая, чтобы спросить горничную, как здоровье Попа-версты.
— Все на запоре сидит, — с досадой ответила она, — наверное, самогоном отравился… пьет он очень…
— А вы бы в Звенигород за врачом съездили, — предложила я.
— А кто поедет? Чтобы в поле замерзнуть? Смотрите, какая метель разыгралась…
Вьюга действительно кружила, мела, срывала с крыши снег и запорашивала снежной пеленой стекла окон. Ветер уныло выл в трубе.
— Покажите, где комната вашего повара, — попросила я.
— А вы разве доктор?
— Да, — решилась я на ложь, так как иначе боялась встретить отпор. Наверное, я напустила на себя достаточно решительный вид, и горничная мне молча повиновалась.
Я взяла аптечку, которую за время моего выздоровления успела составить.
По бесконечным лестницам и низким переходам старинной гостиницы мы спустились в подвал, где помещалась обширная кухня. Девушка указала мне на маленькую дверь.
— Стучите, все равно не откроет, — сказала она, махнув при этом безнадежно рукой.
— Сильвестр… а как его дальше, по батюшке? — осведомилась я.
— Не знаю. — Горничная усмехнулась. — Поп-верста, да и только. Все так его зовем.
— Товарищ, откройте! Гражданин!.. — не зная, как назвать больного, стучала я в дверь.
Сначала была мертвая тишина, больной не подавал никаких признаков жизни. Потом послышалась возня. Я все продолжала стучаться. Наконец недовольный голос спросил:
— Кто там?.. Мне доктора не надо… все равно не открою!
