— Это бывает, — сказал Мазур глухо. — Я пошел?
— Посиди, если не спешишь. Есть к тебе пара вопросов…
Она ушла, а Мазур уселся на подоконник, тупо таращился на покрытую множеством палых листьев улицу. Стояла тишина, как обычно. Не хотелось верить, что он сам загнал себя в некий жизненный тупик — в дополнение ко всему пережитому. Понемногу стемнело совсем, на столе горела лампа, а Мазур так и сидел в темноте, сгорбившись.
Вернулась Ирина, села в кресло, небрежно запахнув халат. Полы тут же соскользнули с колен. Мазур смотрел на ее высоко открытые ноги, на лицо, из-за глубокой тени казавшееся совсем молодым. Ощущение было жутковатое: временами столь остро и пронзительно мерещилось, будто перед ним сидит Ольга, новая, чуть повзрослевшая, набравшаяся печального и, в общем-то, не особенно и нужного жизненного опыта, что нехороший холодок подступал к затылку.
Ирина медленно вытянула руку, взяла налитый на четверть стакан, поднесла к губам. Во впадинке под макушкой, куда так надежно бывает всаживать пулю, у Мазура торчал кусочек льда.
Она выпила до дна, отставила стакан и тихо спросила:
— Во что ты втравил Ольгу? Она что, тоже имела отношение к чему-то… такому?
Он тяжко вздохнул:
— Ни к чему она не имела отношения. И ни во что я ее не впутывал. Жизнь впутала. Судьба…
— Бог ты мой, — сказала Ирина еще тише. — Дочку убили, муж — тряпка, зять — непонятно кто. Какие, к черту, флотские инженеры и засекреченные агрегаты, у всех тут — глаза убийц, даже у Лымаря. То-то у тебя орденских планок до пупа. А когда этот ваш Кацуба дружески улыбается, по спине морозом продирает… Кирилл, ты кто такой? Рэмбо какой-нибудь?
— Да я сам не знаю, кто я, — сказал Мазур, вздохнув.
— Ну, а как мне дальше жить, не посоветуешь? — Она вскочила, взметнулись полы распахнувшегося халата, встала вплотную к Мазуру. — Жить-то как, господи? Мало мне десяти лет перестройки, еще и влипла непонятно во что…
Мазур поднял руки и обнял ее столь спокойно и непринужденно, словно телом управлял кто-то посторонний. Прижал к себе, ладонью вмиг разделавшись с пояском халата, кое-как обмотанным вокруг талии. Ирина почти не сопротивлялась, опрокидываясь на постель. Мазур взял ее почти сразу же, охваченный паническим желанием избавиться от ледяного комка под самой макушкой, и женщина покорно раскинулась под ним в косой полосе лунного света, падавшей поперек комнаты, но тут же переплела руки на его шее, прижимая к себе и отвечая так, что он охнул от удовольствия, позабыв о ледышке. Вот только жутковатый холодок во всем теле упорно не проходил — под ним ритмично колыхалось незнакомое тело и манера любить была совершенно другой, но стоило отстраниться, бросить беглый взгляд, и он наяву видел лицо Ольги со знакомым изгибом полуоткрытого рта, знакомой гримасой отрешенного наслаждения, снова и снова входил в нее в приступе чего-то, не имеющего названия, испытывал на все лады — в попытках то обрести прежнюю Ольгу, то окончательно убедиться, что это не она, что прежняя ушла безвозвратно. Лунный свет давно сполз с них, словно ожившее покрывало, а они не могли остановиться, потому что это означало возвращение в реальность.
