Тихий, приглушенный смех заставил его открыть глаза. Улыбаясь, Жюли смотрела на него. Даже в рассветных сумерках ее глаза сияли расплавленным золотом. В груди всколыхнулась целая буря, разгоняя остатки сна. Если зажмуриться, страсть уляжется, подумал Адам.
Но образ золотистых глаз, обещающих запретные, сказочные восторги, остался с ним.
— С добрым утром!
Не размыкая век, Адам проворчал в ответ нечто невразумительное. Но хрипловатые со сна интонации странно взволновали Жюли.
— Буду весьма признательна, если ты выпустишь мою косу, чтобы я могла встать.
Шутливый упрек не на шутку разозлил Адама. Вольно ж ей насмехаться, если при одной мысли о податливом теле, об аромате вербены и щекочущем прикосновении шелковистых волос он теряет голову!
Адам открыл глаза, собираясь дать достойный отпор, но теперь во взгляде Жюли не было смеха. Зрачки потемнели и расширились: так смотрит крохотный зверек, загнанный в угол свирепым хищником. Он крепче сжал в пальцах темную косу.
— Ну и что нам теперь делать, Жюли?
— О чем ты?
— Мы не в последний раз разделяем ложе. Неужели каждое утро в полутьме, во власти расслабляющей дремоты, мы станем гадать, на что это похоже — обменяться поцелуями?
Разлитое в крови знойное тепло мучило и будоражило. Образы, рожденные его словами, только распаляли жар. Целомудренная, чистая девушка знала инстинктивно: если Адам приникнет к ее губам, искра вспыхнет ревущим пламенем, способным испепелить и доводы рассудка, и сомнения, и благонравие.
— Пожалуй, лучше гадать, нежели знать наверняка.
— Ты уверена? — настаивал Адам, не совсем понимая, почему продолжает эту тему.
Он всегда старался избегать окольных путей, но здесь прямота была неуместна. Их отношения туманны, зыбки и нереальны, словно гобелены снов и грез.
А ведь все могло быть так просто! Только одно слово. Один манящий жест. И оба обретут то, к чему стремятся. Жюли уже видела, как прильнет к его груди. Но голос рассудка пробился сквозь сладострастную завесу и поверг ее в панику.
— Подумай сам! — в отчаянии воскликнула Жюли. — Ты станешь притворяться, что держишь в объятиях другую женщину! И я буду думать о другом!
Закрывая глаза на боль, отразившуюся в его взгляде, не отдавая себе отчета, что последние слова не более чем ложь во спасение, Жюли решительно выдернула косу из онемевших пальцев. И, тяжело дыша, отвернулась.
Адам ощутил болезненный укол совести. Страсть не утихла, но упоительное ощущение ушло, остались лишь смущение и жар.
