Оставшуюся часть дня у Николки заняло хождение по имению, ознакомление с хозяйственными книгами. К вечеру он уже кое-как общался с Карлом Францевичем на немецком языке, отчего последний пришел в восторг, потому, что с остальными работниками он говорил только на ломаном русском языке и, несмотря на то, что он уже пятнадцать лет жил здесь, иногда его не понимали, чем приводили обычно спокойного саксонца в ярость.
Вечером, уставший, до нельзя, парень добрел до людской, где все уже собирались спать. Заждавшаяся бабка наложила ему миску каши и он, обжигаясь, ел ее под жалостливым бабушкиным взглядом.
— Замотал тебя вконец Карла нерусская, — причитала она, — что же барин из тебя сделать хочет. Вон ужо и меня народ сторониться стал, думают, с чего это барин так высоко тебя вознес, может, наушничаешь ты ему.
Николка молча доел кашу и сказал:
— Собирайся бабушка, нам с тобой Карл Францевич отдельный апартамент выделил. Теперь там будем жить.
Бабка ахнула и всплеснула руками.
— Господи боже ж ты мой, что на свете деется, не думала никогда, что до такого доживу, в какой то партамен отправляют! Николка, а в этой партаменте хоть крыша есть?
Внук улыбнулся.
— Да, не волнуйся ты, комнатка это маленькая, каморка, рядом с дворницкой. Но зато там мы только вдвоем будем жить, а не как здесь на полатях вповалку спать.
— О-хо-хо, грехи мои тяжкие, — ворчала Глафира, собирая свои немногочисленные тряпки, — За что господь мне такие испытания посылает под старость лет.
Времени это много не заняло, и вскоре они покинули людскую и направились к задним дверям господского особняка. Дворник уже спал, но дверь была открыта, и Николка повел бабушку в узкий коридор, по которому прислуга разносила дрова к печам, и все прочее, включая продовольствие для кухни, чтобы проза жизни не мозолила глаза хозяевам и их гостям. Он открыл неприметную дверь напротив другой из которой доносился богатырский храп дворника. Действительно это была каморка, небольшая комнатка с двумя топчанами небольшим дощатым столом, печи в ней не было, но в одной из стен был виден печной щит. Бабка сразу направилась к нему и удовлетворением отметила, что он горячий.
— А Степка дело свое знает, — похвалила она истопника, — глянь, как жарко натопил. Давай-ка внучок, перетащи топчан к щиту, — деловито добавила она, я рядом с ним буду спать.
Николка вмиг перетащил топчан, с удовлетворением отметив, что в комнате стало немного просторней и можно без труда усесться за стол.
