Теперь и у меня, надо сказать, все в голове перепуталось. Меня охватил испуг. Словно неожиданно врезалась во что-то, хотя все время стояла на месте. Что он хотел этим сказать? Сразу подумала, что он, конечно, меня имел в виду, но тут же поняла, что это невозможно, хотя за каких-то неполных два часа меня успели обозвать и дядей, и девчушкой. Теперь же было такое ощущение, что я без конца роняла вазы, и фотографии, и что-то еще с комодов и столов, хотя все это время я просто стояла на месте. Оставалось только надеяться, что человек на диване не окажется чудовищем, это было бы уже слишком, особенно после той ужасной женщины у Хятиля. И чем больше я надеялась, что муж Ирьи окажется хорошим человеком, тем сильнее опасалась, что мои надежды всего лишь фикция.
Он, похоже, и не заметил, что в доме гости, и так как Ирья вдруг застопорилась, я решила изобразить что-то вроде громкого покашливания.
— Надо же, — промычал муж Ирьи и повернул угловатую щетинистую голову в сторону двери, заметив, что там кто-то стоит.
— Это Ирма, — сказала Ирья.
— Добрый день, — сказала я.
— Добрый. И простите, что я вот так, я не знал, что вы там стоите. Но вы только гляньте на него.
Он опять уткнулся взглядом в плоский телевизор, стоявший на бескнижной книжной полке. По-моему, ничего особенного там не было, ни в телевизоре, ни в программе, какого-то семи-восьмилетнего парнишку посадили за черный рояль, в глаза бросалась, пожалуй, только костюмная скованность его тела.
Мужчину же поведение этого парня явно раздражало, он продолжал на него смотреть и шипеть, а я стояла в полном недоумении. Но тут Ирья сказала: пойдем-ка сварим кофе, и я ошарашенно, но с благодарностью последовала за ней.
— Это был Рейно, — сказала Ирья, поставив кофейник на плиту и сев за стол. — Он сейчас в вынужденном отпуске.
— Ох! — вскрикнула я. За стеной у Ялканенов послышался приглушенный крик и грохот, от которого одни из каповых часов сдвинулись на сантиметр со своего места, и в голове промелькнуло: просто не может быть, чтобы и там были семейные разборки, у Ялканенов, у этих милых Ялканенов. — Совсем из головы вылетело, — сказала я Ирье, которая не обратила на шум за стеной никакого внимания. — Извини, я думала, он болен или еще что-то.
— Заболеешь тут, если привык всю жизнь работать.
— Да, нелегко это, — проговорила я натужно. — Сидеть целый день дома.
В последнее предложение закрался тон, который сын наверняка назвал бы дипломатичным, и я ужаснулась собственным словам, ведь это надо же было сморозить такую нелепость, наверное, я обидела ее, Ирью, ведь она как раз целыми днями дома и сидит. Тут не могло спасти даже то, что меня-то вообще можно было назвать профессором, или советчиком, или специалистом, или консультантом по домоседству, но Ирья, конечно, об этом не знала, и мне так хотелось поговорить с ней по душам обо всех этих длинных, пыльных, тихих и одиноких днях, проведенных дома, но я была для нее человеком занятым. Довольствовалась тем, что просто сгладила предыдущую фразу:
