— Хорошо. Хватит. Я все поняла. Обсуждать дальше что бы то ни было необходимости нет. Разбирайтесь с Роберто как хотите... — Леся поднялась. — Я должна идти. Всего хорошего.
Она встала, поправила юбочку, и Ляля видела ее стройную фигуру, длинные русые волосы, падавшие на оголенные плечи, свежее лицо, на котором лежала тень обиды, и чувствовала, как она устала. Поняла, что проиграла.
— Только, — Леся смотрела спокойно, — только, я надеюсь, видеться мы больше не будем. Не стоит. Желаю всего наилучшего.
Леся медленно пошла по пляжу, и Ляля провожала ее взглядом, не двигаясь с места. Вот лестница, ведущая с пляжа на набережную, вот подъем наверх. Она опустила голову, смотрела в землю и думала. Слезы стекали по ее щекам, дальше к подбородку и капали на остывающую гальку.
Уже несколько дней ничего не писал, потому что было некогда, да, собственно, и события были какие-то не то что незначительные, а трудные для сжатого описания, потому решил занести их немного позже. Так мне казалось тогда, да и условий не было для писания — съемки с утра до вечера. Наконец закончились. И мы снова в Алуште.
Судак мне сначала не очень понравился. Там строительство и потому много грязи. Но уже на другой день я понял его преимущества. Гораздо меньше толстых курортников и их жен, вообще такого ленивого типа отдыхающих.
Здесь все-таки дальше от центра, природа суровее и меньше всяких удобств. И потому меньше людей. Остатки естественного морского берега, а не «суперцивилизация» и многолюдье, как в Алуште. Но там есть свое, конечно. Словом, в Судаке было неплохо. Только мы намучились, потому что нас «расстреливали» целых полтора дня, почти без перерыва, а потом полдня отдыха, и снимали эпизод до расстрела, как нас допрашивают.
Все уже привыкли к свету «юпитеров», к камере, и съемки шли, как выразился Каминский, нормально. Он даже подошел ко мне и сказал: «Ничего! Слушай, а ты можешь сниматься. Хорошо держишься перед аппаратом», — и что-то еще, и хотя я виду не подал, и все это, конечно, глупости, но мне было приятно. Роберто немного ругали за сонный вид и замедленные движения. Я даже удивился. А потом, понятно, подумал: «А что я знаю о нем? Почему я могу быть уверенным хоть в чем-то, если встречаюсь с посторонним человеком, чужим, просто другим, наконец». Только сейчас я понял его настроение, потому что минувшей ночью он наконец выговорился передо мной, раскрылся.
Я тогда растерялся и просто не знал, что ему ответить. Но он был настолько искренним и так ему был необходим мой совет, просто мнение со стороны, что, честно говоря, стало приятно, когда он поделился именно со мной. Но что ему можно было посоветовать?
