Свободное время он проводил за игрой в бильярд и даже выиграл на одном из соревнований приз «чемпиона Будапешта».
…В 1881 году телефонная станция братьев Пушкаш все-таки заработала, и Тесла вместе с Сигети поступили туда на работу. Тогда же Тесла впервые познакомился с работами Томаса Эдисона, который как раз в это время усовершенствовал телефон Белла, придумал угольный микрофон и улучшил качество передаваемой по проводам речи. Да и сам будущий «повелитель молний» сделал свое первое настоящее изобретение — так называемый «телефонный усилитель» — что-то вроде прообраза репродуктора. Конечно, молодому Тесле даже не пришло в голову запатентовать его.
Между тем мысли о новом электродвигателе тоже не покидали молодого изобретателя. В свободное от работы время он делал чертежи и размышлял над принципами его работы, но пока ничего не выходило. Он работал днями и ночами напролет, и в один «прекрасный» момент его организм попросту не выдержал. «То, что довелось испытать во время этой болезни, превосходит всё, чему можно верить, — писал он. — …В Будапеште я мог слышать тиканье часов, находившихся через три комнаты от меня. Муха, садившаяся на стол в комнате, порождала в моем ухе глухой звук, напоминавший падение тяжелого тела. Экипаж, проезжавший на расстоянии нескольких миль, вызывал весьма ощутимую дрожь во всем моем теле. Свисток локомотива в двадцати или тридцати милях заставлял так сильно вибрировать стул или скамью, где я сидел, что боль была невыносимой. Земля под моими ногами постоянно сотрясалась. Мне приходилось ставить кровать на резиновые подушки, чтобы хоть какое-то время отдохнуть. Рычащие шумы, близкие и далекие, часто производили эффект произнесенных слов, которые могли бы меня напугать, если бы я не умел раскладывать их на составные части. От солнечных лучей, периодически появлявшихся на моем пути, у меня так сильно стучало в голове, что я чувствовал себя оглушенным. Мне приходилось собирать всю силу воли, чтобы пройти под мостом или другой конструкцией, так как я испытывал убийственное давление на череп. В темное время я ощущал себя летучей мышью и мог обнаруживать объект на расстоянии двенадцати футов, чувствуя особую дрожь на лбу. Мой пульс колебался от нескольких до двухсот шестидесяти ударов, и все ткани тела были охвачены судорогами и дрожью, что оказалось труднее всего переносить. Знаменитый врач, ежедневно дававший мне большие дозы бромида калия, назвал мою болезнь единственной в своем роде и неизлечимой. Все время сожалею, что в то время меня не наблюдали физиологи и психологи».
