1910 г. Марта 18. Я. П.
Получил ваше письмо, милый Ив[ан] Ал[ександрович], и внимательно прочел его и очень сожалею, что не могу исполнить вашего желания.
Мысли ваши о самых важных вопросах истинного знания мне кажутся недостаточно ясными и определенно выраженными, чтобы они могли убедить людей и привлечь к себе. Не стану и не берусь возражать на то, что мне кажется неубедительным. Такие возражения неуместны в письме и повели бы слишком далеко. Скажу только то, что в настоящем виде статья эта едва ли найдет издателя.
Пожалуйста, постарайтесь не иметь ко мне недоброго чувства за мой ответ и верьте, что я с своей стороны только рад и дорожу общением с вами, п[отому] ч[то] люблю и уважаю вас.
Лев Толстой.
18 марта 1910
Печатается по копировальной книге № 86, стр. 36.
Иван Александрович Бодянский — сын старого знакомого Толстого А. М. Бодянского. Письмо Бодянского не сохранилось, и не установлено, какую статью он прислал Толстому. В своем Дневнике Толстой записал 19 марта 1910 г.: «Читал письмо Бодянского. Тяжело ответить отказом» (см. т. 58, стр. 28).
1910 г. Марта 18. Я. П.
Получил Ваше последнее письмо, милый Ник[олай] Ник[олаевич], и стараюсь, но не могу не огорчаться и об том, что все-таки я, живущий себе спокойно среди всех возмутительных условий роскоши и безопасности (хотя бы сглазить), все-таки я причина и страданий, и тяжелых испытаний любимых мною, таких хороших людей.
Чувство мое о вас двоякое: вера в то, что вы перенесете испытание так, как вы, знаю, искренно пишете, готовитесь перенести, и страх за тяжелые минуты, часы, мож[ет] б[ытъ] (чего избави бог) месяцы горя, уныния и раскаяния в том, чему надо радоваться, а не раскаиваться.
Пожалуйста, если будет возможно писать мне, пишите всю задушевную правду, если хотите, мне одному. Как английская пословица говорит: что настоящее общение только вдвоем... Все наши домашние, включая Сухотиных, все вас оч[ень] любят и искренне опечалились вашим письмом. Но все-таки мне вы много ближе всех и, насколько мы близки к тому, чем хотим жить, настолько близки друг к другу.
В дурные минуты думайте о том, что то, что с вами случилось, это тот материал, над к[оторы]м вы призваны работать. Мне, по крайней мере, эта мысль и чувство, вызываемое ею, всегда оч[ень] помогает.
Прощайте, милый друг, постараемся подняться на ту высоту, на которой безразлично — видеться или не видеться до смерти и сейчас умереть или через X лет. Поднять[ся] и держаться на этой высоте мне легче с моей старостью, [чем] вам с вашей молодостью, но все-таки вы можете с вашим — не умом — уму грош цена — а с вашим добрым, любящим и открытым на все лучшее сердцем.
