В один из следующих вечеров Труда, мать погибшего сына, не выдержала. Ей очень хотелось попросить сына подробно описать обстоятельства его смерти. Она чувствовала себя достаточно спокойной и собранной, чтобы стойко перенести то, что ей предстояло услышать. Рейнхарт написал:
«Бог мой, мама, в Венгрии было плохо, и с каждым днем становилось все хуже и хуже. Наша жизнь могла оборваться в любое мгновение. Нас обстреливали днем и ночью, и все время посылали на передовую в охрану. И вот, однажды ранним утром 13 марта после ночного дозора меня скоро должны были сменить. Я уже слышал шаги, видел, как тихо подходила смена. Наконец-то! Всей душой ощущая, что вот-вот я вернусь в тыл, в надежные укрытия, я чуть приподнялся из окопа. И тут меня в шею ударила пуля, пробив сонную артерию. Второй дозорный тут же потащил меня в наше расположение. Но по дороге я испустил дух…
Было нелегко, мама. Но вообще-то люди чересчур боятся смерти. Сама по себе она не так уж страшна; вот только переход из жизни в вечность — это страшное мгновение. Но когда просыпаешься ТАМ, тебе так хорошо, так великолепно — этого не описать! Конечно, первое время там трудновато; нужно перестраиваться, приспосабливаться к новым понятиям, состояниям, к существованию без времени, без пространства, без тела. Все видишь, слышишь и чувствуешь духом. ТАМ не ходишь, не бегаешь, не стоишь. ТАМ паришь и летаешь. Первое время молодые (только что перешедшие. — Прим. пер.) души тоскуют по своим близким! Твоя печаль, милая мама, причинила мне такую боль…»
В продолжение беседы Рейнхарт заговорил о разных общих знакомых, которые — после его, Рейнхарта, перехода (в иной мир) — навещали его маму. Среди них был Фридрих К., студент-психолог и закоренелый материалист, считавший разговоры о жизни после смерти чушью и небылицами. По этому поводу Рейнхарт писал: «… когда ты в прошлом году вернулась домой от Т. и через Даг-мар Р. впервые получила известие обо мне, а потом тем же вечером говорила об этом с Фридрихом, мне очень хотелось схватить его за глотку! «Я уважаю твои чувства, но ты не можешь требовать от меня, что я в них поверю», — сказал он. Иными словами: «Если ты идиотка, то мне все равно».
Слово «идиотка» показалось Труде Пайер все же слишком резким. Она напрягла всю свою волю и вычеркнула это слово. Рейнхарт тут же скорректировал: «… если ты глупа». И затем в скобках: («Собственно говоря, я продиктовал «идиотка»!) И ты, бедная, милая мама, была почти потрясена его разглагольствованиями! А еще и книжка «для образованных дилетантов», которую он принес тебе на следующий день! Да там же полно глупостей. Потому что господа ученые хотят все объяснить с научной точки зрения! Но в этом случае это невозможно. Я люблю тебя, мама. Я люблю тебя и всегда с тобой. Твой Рейнхарт».
