Здесь фраза закончилась, и подергивание в руке прекратилось. Кисть правой руки неподвижно лежала на столе. «Что же это было на этот раз?» — подумала она. В следующее мгновение уже знакомый ей силовой поток опять пошел сквозь ее руку, и она начала писать: «Силовой поток был внезапно прерван. Это бывает. Но теперь ты снова можешь писать». Теперь дело пошло без задержек, и женщину попросили по возможности полностью отключить собственную волю, чтобы облегчить процесс письма. «Когда в потоке письма наступал небольшой перерыв, — сообщала Труда Пайер, — мою руку с карандашом несколько раз с силой бросало на бумагу, так что там оставались глубоко вдавленные точки. Поначалу почерк был нечетким, но быстро улучшался. Я уже даже правильно расставляла знаки препинания».
С ужасом в сердце мать спросила о деталях смерти сына. В официальной «похоронке» причиной смерти значилось «пулевое ранение в голову». Чуть помедлив, сын ответил: «Нет, мама, я умер от раны в шею». «Ты получил пулю в шею?» — вне себя вскрикнула мать и, разрыдавшись, закрыла лицо левой рукой. «Я напрочь забыла про письмо. Меня охватила горечь страдания. Ведь наверняка, умирая, Рейнхарт испытывал жуткую боль…» Тут плачущая женщина почувствовала, что карандаш в ее правой руке так и забегал по бумаге. Удивленно подняв голову, она прочитала: «Мама, мама, не плачь! Прошу тебя, не плачь! Разве ты не чувствуешь, что теперь я действительно рядом с тобой, что теперь мы накрепко связаны друг с другом…»
Женщина подумала, что все это ей снится. То есть, пока она рыдала, уронив голову на стол, Рейнхарт написал это моей рукой! На этот раз почерк еще больше походил на почерк ее сына, чем раньше. На просьбу матери подробно описать обстоятельства своей смерти в Венгрии Рейнхарт ответил решительным «нет» — он не в силах был переносить плач матери. Несмотря на то что переписка с сыном была большим утешением, в этот второй вечер она была потрясена до глубины души. «Рейнхарт погиб от пулевого ранения в шею! Он страдал. Это так глубоко взволновало меня, что я плакала еще больше, чем раньше».
На третий вечер мать снова попыталась выступить в роли пишущего медиума. Опять все началось с «упражнений», но всего на полстраницы. Затем пошел текст: «Это — Вальдманн-учитель. Сегодня тебе нужно отдохнуть, Труда! Если ты хочешь о чем-то спросить Рейнхарта, можешь это сделать». Труда Пайер в отчаянии вскрикнула: «Скажи мне, Вальдманн-учитель, раненный в шею, Рейнхарт страдал, или он сразу умер?» «Он страдал, — пришел ответ, — но вскоре был избавлен от всех страданий и вошел в царство вечного блаженства…» И чтобы утешить плачущую женщину: «Только не отчаивайся, милая добрая душа. Ты встретишься с Рейнхартом». «А сколько мне еще придется жить?» «Не спрашивай о таких вещах! Ты должна жить, и у тебя есть в этом мире задача. Оставь тяжелые мысли, поверь, что все у тебя будет хорошо и так, как надо». Тут Труда Пайер спросила о судьбе пропавшего без вести сына ее подруги и получила в ответ, что тот жив. Через несколько недель его мать действительно получила извещение, что ее сын в плену и жив. Ответив еще на несколько вопросов, Вальдманн заявил: «На сегодня — все. Скажи только что-нибудь ласковое сыну. Он очень опечален тем, что ты со вчерашнего дня так мучаешься из-за его смерти. Не мучайся, Труда! Лучше порадуйся за него, ведь теперь он счастлив. Но его счастье может быть полным лишь тогда, когда он убедится в том, что к тебе вернулось душевное равновесие. Так что скажи ему, что ты постараешься снова радоваться жизни. А потом заканчивай писать. На сегодня хватит. Я знаю, первое время очень хочется записать все, что передается из потустороннего мира. А между тем многие из живущих здесь хотят тебе кое-что сообщить, потому что ты исключительно хороший медиум. Однако не задавайся. Это не твоя заслуга, а высокий, высочайший дар! Постоянно помни об этом! А теперь поговори с сыном. Скажи ему, что ты постараешься снова обрести душевный покой. Приветствую и благословляю тебя, милая добрая душа! Избегай тщеславия! На сегодня все! Вальдманн-учитель».
