Знать ответ на этот вопрос и уметь из этого ответа делать все дальнейшие выводы и приложения к своей жизни — в этом только истинное образование. И образование это довольно легко получить. Ответ этот дан нам в евангелии, и если мы только не приняли вперед на веру чего-либо лишнего, такого, что мешает принять евангельский ответ во всей его простоте и ясности, то ответ это[т] легко открывается всякому, как и сказано: скрыто от мудрых и открыто младенцам. Ответ этот, по моему мнению, состоит в следующем: задача человека в том, чтобы исполнить в этой жизни то, для чего он послан в нее богом, от которого он исшел и к которому придет. Хочет же бог от человека того, чтобы он (человек) тратил свою жизнь, свое тело на служение благу мира, благу всех людей и всех существ. Делать же это может человек, отрекаясь от своей животной личности и вызывая в себе любовь к людям и всем существам. В человеке есть духовная, бессмертная, божественная сущность и есть его животная личность. Если человек будет думать, что жизнь его в его теле, будет служить телу, он погубит свою душу и не исполнит свою задачу; если же он будет считать собою свою божественную, духовную сущность и будет жить для нее, жить по-божьи, будет желать того, чего желает бог, т. е. не своего блага, а блага всех существ, то он исполнит свою задачу и получит истинное благо. —
Так я думаю и так я писал это в многих книгах, кот[орые] запрещены и кот[орые] поэтому не могу вам выслать. Некоторые же книги, которые могут вам быть полезны, посылаю вам. Вы пишете, что вы сектант. К какой вы принадлежите секте? Я думал, что разделения вер не должно быть. Если держаться только того, чего все люди держатся и что все признают, то и не будет разделения. — Пишите мне. Я рад буду, если буду вам полезен.
Лев Толстой.
Печатается по листам 218 и 219 копировальной книги.
Андрей Алексеевич Нагорный — крестьянин села Заплавного Царевского уезда Астраханской губ., баптист.
Ответ на его письмо от 11 марта 1895 г.
1895 г. Марта 31. Москва.
Соня третьего дня начала писать это письмо — не кончила и вчера заболела инфлуенцией и нынче всё еще нездорова и попросила меня дописать. А я очень рад этому, милый, дорогой старый друг. — Телесная болезнь Сони, кажется, не опасна и не тяжела; но душевная боль ее очень тяжела, хотя, мне думается, не только не опасна, но благотворна и радостна, как роды, как рождение к духовной жизни. Горе ее огромно. Она от всего, что было для нее тяжелого, неразъясненного, смутно тревожащего ее в жизни, спасалась в этой любви, любви страстной и взаимной к действительно особенно духовно, любовно одаренному мальчику. (Он был один из тех детей, которых бог посылает преждевременно в мир, еще не готовый для них, один из передовых, как ласточки, прилетающие слишком рано и замерзающие.) И вдруг он взят был у нее, и в жизни мирской, несмотря на ее материнство, у нее как будто ничего не осталось. И она невольно приведена к необходимости подняться в другой, духовный мир, в кот[ором] она не жила до сих пор. И удивительно, как ее материнство сохранило ее чистой и способной к воспринятию духовных истин. Она поражает меня своей духовной чистотой — смирением особенно. Она еще ищет, но так искренно, всем сердцем, что я уверен, что найдет. Хорошо в ней то, что она покорна воле бога и только просит его научить ее, как ей жить без существа, в которое вложена была вся сила любви. И до сих пор еще не знает как. Мне потеря эта больна, но я далеко не чувствую ее так, как Соня, во-1-х, п[отому] ч[то] у меня была и есть другая жизнь, духовная, во-2-х, п[отому] ч[то] я из-за ее горя не вижу своего лишения и пот[ому] что вижу, что что-то великое совершается к ее душе, и жаль мне ее, и волнует меня ее состояние. Вообще могу сказать, что мне хорошо.
