Должно быть, скоро буду в Москве; и мне нужно напоминать ваш адрес, чтоб видеться с вами.
Мой адрес всегда: Тула.
Ваш Л. Толстой.
24 января.
О первой публикации см. стр. 3. Год определяется ответным письмом П. Д. Голохвастова от 27 января 1873 г.
>1 Письмо неизвестно.
>2 Иоганн Георг Корб — секретарь посольства, отправленного в 1698 г. Леопольдом I в Москву к Петру I. Был в Москве во время стрелецкого розыска и подробно описал его в своем дневнике, изданном в Вене в 1700 г. Русский перевод дневника Корба вышел в Москве в 1867 г.
>3 Григорий Васильевич Есипов (1812—1899) — историк. Толстой просил его книгу «Раскольничьи дела XVIII столетия, извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии», тт. 1—2, изд. Д. Е. Кожанчикова, Спб. 1861—1863.
>4 Иван Кириллов (ум. 1738) — секретарь Сената, автор составленного в 1728 г. по подлинным документам первого статистического описания России (издано М. П. Погодиным под заглавием: «Цветущее состояние всего Российского государства», тт. 1—2, М. 1831).
>5 Николай Герасимович Устрялов (1805—1870) — историк, автор «Истории царствования Петра Великого», тт. 1—4, 6, Спб. 1858—1864.
>6 Иван Григорьевич Соловьев (ум. 1881) — московский книгопродавец, комиссионер Толстого по продаже его сочинений.
>7 Шереметевы — дворянский род. Толстого интересовала личность Бориса Петровича Шереметева (1652—1719), ревностного сторонника реформ Петра I.
>8 Апраксины Петр, Федор и Андрей Матвеевичи — братья второй жены царя Федора Алексеевича, занимавшие важные посты в царствование Петра I.
>9 В печатном тексте: «одно биение» — вследствие неверного прочтения издательницей письма В. Н. Остроумовой.
1873 г. Января 30. Я. П.
Уж несколько дней, как получил ваше милое и грустное письмо и только нынче собрался ответить.
Грустное потому, что вы пишете, Тютчев умирает,>1 слух, что Тургенев умер,>2 и про себя говорите, что машина стирается, и хотите спокойно думать о Нирване. Пожалуйста, известите поскорее, — фальшивая ли это была тревога. Надеюсь, что да и что вы без Марьи Петровны>3 маленькие признаки приняли за возвращение вашей страшной болезни.
О Нирване смеяться нечего и тем более сердиться. Всем нам (мне по крайней мере, я чувствую) она интереснее гораздо, чем жизнь, но я согласен, что, сколько бы я о ней ни думал, я ничего не придумаю другого, как то, что эта Нирвана — ничто. Я стою только за одно — за религиозное уважение — ужас к этой Нирване.
