ПСС. Том 62. Письма, 1873-1879 гг. | страница 54



В молодости никогда этого не сделаешь, и сколько от того ошибок. А может быть, в молодости не знаешь, чтó думать.

Радуюсь, что ваше здоровье хорошо; мое нехорошо, а работы столько нужной. До свиданья. Наш поклон Марье Петровне.

Л. Толстой.


Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», т. 37-38, М. 1939, стр. 212. Основание датировки см. в прим. 2.


>1 Письмо Фета неизвестно.

>2 Тургенев в письме из Парижа от начала января 1874 г. просил Фета получить от Толстого разрешение на право перевода его повестей на французский язык. Обратиться к Толстому лично, после ссоры с ним в 1861 г., Тургенев считал неудобным. См. ниже письмо № 145.

>3 [Если бы молодость знала, если бы старость могла.]

>4 См. письмо № 46.

51. H. Н. Страхову.

1874 г. Февраля 13. Я. П.


Благодарю вас, дорогой Николай Николаевич, за присылку статьи о Дарвине;>1 я проглотил ее и почувствовал, что это хорошая и сытная пища. Для меня это было подтверждение моих неясных мечтаний о том же предмете и выражение того, что как будто хотелось выразить. Одно удивительно. Напечатана статья, прочтут ее. Отнестись к ней презрительно нельзя и не согласиться нельзя. Что ж, изменит ли она хоть на волос общее ходячее мнение о каком-то новом слове Дарвина? Нисколько. Это мне всегда удивительно и обидно и в особенности обидно за статьи. Большое и, главное, не критическое сочинение, а положительное, найдет себе рано ли поздно оценку, ядро долетит и ударит, может быть, там, где мы не узнаем, но ударит. Но критика ваша любимая — это ужасное дело. Одно ее значение и оправдание, это — руководить общественным мнением, но тут и выходит каламбур — когда критика мелет околесную, она руководит общественным мнением, но как только критика, как ваша, исходит из искренней и (ernst) серьезной мысли, она не действует, и как будто ее не было.

Вы угадали, что я очень занят и много работаю. Очень рад, что давно, когда писал вам, не начал печатать.>2 Я не могу иначе нарисовать круга, как сведя его и потом поправляя неправильности при начале. И теперь я только что свожу круг и поправляю, поправляю... Никогда еще со мною не бывало, чтобы я написал так много, никому ничего не читая, и даже не рассказывая, и ужасно хочется прочесть. Что бы я дал за вас! Но я знаю, что это подлость, и сам себя надуваешь. Устал работать — переделывать, отделывать дочиста, и хочется, чтобы кто-нибудь похвалил и можно бы не работать больше. Не знаю, будет ли хорошо. Редко вижу в таком свете, чтобы всё мне нравилось. Но написано уж так много и отделано, и круг почти сведен, и так уж устал переделывать, что в 20 числах хочу ехать в Москву