С особой наглядностью слабость Толстого-мыслителя, реакционность его религиозно-нравственной философии проявляются в его полемике с научным социализмом.
«Нынче, — записывает он в Дневнике 5 мая 1896 года, — ехал мимо Гиля,>[12] думал: с малым капиталом невыгодно никакое предприятие. Чем больше капитал, тем выгоднее: меньше расходов. Но из этого никак не следует, чтобы, по Марксу, капитализм привел к социализму».
Толстому казалось, что социализм не может победить потому, что капиталистический строй не учит рабочих трудиться сообща друг для друга, а, наоборот, «научает их зависти, жадности — эгоизму». Коренное улучшение жизни рабочих, «довольство» может быть достигнуто, по мнению Толстого, «только через свободное сообщение рабочих». А для этого рабочим надо «учиться общаться, нравственно совершенствоваться — охотно служить другим, не обижаясь на то, что не встречаешь возмездия» (стр. 85).
Нетрудно заметить, сколь противоречиво и ошибочно это утверждение. Неверно, во-первых, будто рабочие на капиталистических предприятиях усваивают лишь частнособственнические взгляды. Как известно, капитализм с его высокой концентрацией производства объективно создает условия для сплочения рабочих, для осознания ими своих классовых интересов.
Глубоко неверно и утверждение, будто рабочие могут достигнуть «довольства» одним лишь путем нравственного самоусовершенствования. Толстой сам указывает, что капитализм не способствует этому и что «учиться этому можно никак не при капиталистическом соревновательном устройстве, а при совершенно другом» (там же). Из этих утверждений самого Толстого очевидно, насколько утопично его упование на «мирный» путь избавления от капиталистического рабства посредством нравственного самоусовершенствования.
В другом месте своих Дневников, продолжая полемику с научным социализмом, Толстой утверждает, что «жизнью человечества движет рост сознания, движение религии... а не экономические причины». Полемизируя с марксистами, он нападает на «предположение» о том, что «капиталы перейдут из рук частных лиц в руки правительства, а от правительства, представляющего народ, в руки рабочих». Толстой говорит, что этого никогда не произойдет, ибо «правительство не представляет народ, а есть те же частные люди, имеющие власть, несколько различные от капиталистов, отчасти совпадающие с ними» (стр. 206).
Это суждение Толстого исходит из опыта буржуазно-помещичьей государственности и буржуазной лжедемократии. И по отношению к ним оно правильно. Но оно глубоко неправильно и реакционно, когда Толстой, оставляя конкретно-историческую почву, распространяет это суждение на любое правительство, в том числе на «правительство рабочих», избранное народом и представляющее интересы народа.
