Оставшись довольным своим вкусом и работой, я прибарахлился сам. Набор стандартный: джинсы, водолазка, кроссовки, кожаная куртка. На голову – ничего. Так привычнее.
Захарыч принял наши шмотки по описи, которую заполнил в считанные мгновения, осмотрел нас с ног до головы, остался доволен.
– Ты не серчай, коль порвем там что аль потеряем, – предупредил я. – Служба, знаешь ли.
– Не переживай, – пожал мне домовой на последок руку. – Мы же свои, разберемся.
Вот за это Захарыча любили все. Кроме, естественно, его начальника Кощея. Но поделать Чахлый ничего не мог: должность такая у домового. Тут уж, как говорят в Пограничье, диалектика: единство и борьба двух противоположностей. Так и сосуществуют эти два института, стараясь поменьше пересекаться.
Ну, разговоры разговорами, а с прической моего Егора делать что-то нужно. Значит, заглянем к Марье-искуснице.
Изба, в которой мастерила Марья, была на другом конце территории, занимаемой Приказом. Почему искусница выбрала для себя именно это место – никто не знал, но народу здесь не переводилось никогда. Славилась Марья своими рукодельями и, особливо у дам, прическами. Со временем даже пришлось достраивать два дома под ее нужды. Это был, пожалуй, один из тех немногих случаев, когда Кощей безропотно отсыпал злато. Как-никак доход с такого предприятия был и стабильным, и большим.
Стоило мне заявиться в цирюльне, как Марья тут же выпорхнула в зал из своих покоев, словно ждала меня. Она проскользнула меж кресел, в которых сидели матроны и девицы, жаждущие своей страшной силой сразить как можно больше мужиков да приворотить новых, улыбаясь своей шикарной обезоруживающей улыбкой. Добрые люди говаривали, что так она улыбается, только когда меня видит. Я и сам замечал, как обхаживает меня красавица да тихонько вздыхает при расставании, но сердцу-то не прикажешь! Отношения у нас, с моей стороны, только дружеские. Что поделать, коль имя суженой моей – Служба.
– Здравствуй-здравствуй добрый молодец! – Марья чмокнула меня в щеку. Если бы я вовремя не повернул голову, то и в губы угодила бы. Не то, что мне неприятно, просто на людях, да еще и при послушнике, как-то неудобно. – С чем пожаловали?
– Вот, моего помощника в порядок привести нужно, – ответил я, представляя ей Егора, который, взглянув в ясны очи красавицы, зарделся, словно красна девица. – В Пограничье идем, а прическа у него – не фонтан.
– Ох уж мне этот Никита! – проворковала Марья, едва удостоив паренька взглядом и беря меня – не его – за руку. – Словечек разных понахватался. Так, поди, скоро по-русски совсем разговаривать перестанешь.
