— …и твои люди также обречены. Самолетик, к которому ты прорываешься, окружен нашими бойцами. Если хочешь сохранить жизнь своему сыну, не двигайся и жди, сложив оружие.
— Блеф! Обычное чиновничье вранье! Никакого самолета вы не блокировали и ко мне приблизиться не осмелитесь. Вы боитесь, боитесь! — взвыл Грунов. — Не за людей, которые погибнут в своих квартирах, а за свои погоны, должности, сладкую житуху!
— Ну, житуха-то не Бог весть какая сладкая, учитывая работу со всяким… — Генерал вздохнул, не осмелившись сказать слова «отребье».
Подрывник действительно не был найден, и угроза мерзавца могла оказаться не пустым звуком. Поняв, что Грунов прорывается к Клямовскому водохранилищу, где находится частная база спортивных самолетов и вертолетов, ФСБ окружило маленький аэродром, чтобы начать досмотр всех летательных средств. Но осуществленная угроза — взрыв на Маросейке связывал руки силовикам.
Допрос миллиардерши Гладкой, которая находилась под медицинской опекой личного врача и была очень слаба, ничего не дал. Марта Матвеевна, лежа в постели, уверяла, что никакой группы телохранителей или приближенных к Грунову лиц в ее доме отродясь не бывало.
— Мои финансовые возможности, увы, не безграничны, и потом, я же не шейх и не политик! Я просто боюсь хулиганов. А Пал-Пал… — старушка начала плакать, скривив пухлое личико.
Алина Вятская наполнила шприц и сделала любимой хозяйке укол успокоительного. Доктор Кацински выехал спешно в американское посольство за препаратами, доставленными еще днем из-за океана. В них экстренно нуждалась Гладкая. Когда Марта Матвеевна успокоилась и прикрылась стеганым одеялом до бровей, Алина махнула следователю рукой, выходя из будуара. Личные покои Гладкой иначе назвать было невозможно из-за вычурной мебели в стиле рококо с его завитушками, гнутыми ножками и множеством мелких деталей. Конечно, тут во множестве присутствовали розовые и золотистые подушечки, пуфики, многослойные шторы, салфетки и масса слащавых статуэток.
Прикрыв дверь в будуар, Вятская сказала:
— Что теперь скрывать? У Марты рак горла. Она… — Алина вдруг разрыдалась неистово и громко. Но также неожиданно прервала истерику. — Она обречена…
Переодетая в шерстяной брючный костюм и сделавшая строгую прическу-пучок, Вятская выглядела предельно сосредоточенной и серьезной. В ней не было и тени экстравагантности, которая многих покоробила на поэтическом вечере. Но и от нее следователям не удалось узнать ничего толкового. Оставалось руками развести — как под носом двух неглупых женщин проворачивал свои дьявольские дела Грунов.
