Сейчас я привез в Челябинск несколько книг, в частности, «Доктор в доме» известного английского медика Вольфа и «Шамиль в Москве и на Кавказе». Шамиль, оказывается, после того, как его пленили в Чечне, жил в Калуге, и жена губернатора написала о нем изумительную книгу. Мы ее издали. Об этом историческом герое — прообразе современного Дудаева — наверняка захотят прочитать многие. Зачем же вести книгу на грузовиках в Челябинск, Курган, Оренбург, когда ее можно издать и продать здесь же? Идея создания совместного центра «Русской книги» и Челябинского книготорга, надеюсь, позволит это осуществить.
Все это интересно для меня, наверное, еще и потому, что я вырос в Челябинской области на далекой станции Тамерлан, где не было ни телевидения, ни радио, ни кино. И мама долгими зимними вечерами читала мне книги при свете лампы. Наверное, оттуда моя любовь к книге, и сейчас я думаю, что, занимаясь издательским делом, я вернусь к тому, ради чего и был рожден.
— Что означает для вас культура?
— Академик Ландау говорил, что образование — это то, что остается, когда все остальное забывается. Перефразируя академика, скажу, что культура — это то, что остается в человеке и сохраняет его человеческие качества, когда все остальное утрачивается. Культура определяет суть человека и отличает его от всех других существ на земле. Не надо путать это с образованием, можно иметь два диплома и быть некультурным человеком.
Я — внук двух казачьих родов, один дед — урядник, другой — вахмистр, и оба по сегодняшним меркам вообще были неграмотными, закончили только начальную школу. Но при этом оставались высокообразованными людьми. С «Тихим Доном» Шолохова, «Порт-Артуром» Степанова я познакомился благодаря дедам. И с точки зрения нравственности они были людьми глубоко порядочными. Я вырос в деревне и если во время прогулки не здоровался с кем-то из взрослых, то идущий рядом дед давал мне такого тычка, что я надолго запоминал: старших нужно почитать и уважать. Когда садились за стол, первым садился и брал ложку дед, и если он медлил, то мы все сидели и ждали, когда он это сделает. И это был не фетиш, а просто мы знали: труда дед вложил в эту чашку больше всех.
— Михаил Федорович, по идее вы должны быть авторитарным человеком…
— Я тоже размышлял об этом. Но у меня казачье воспитание сочеталось с удивительной романтикой и лиричностью, которые привносила мама. Она была небольшого роста, но у нее было удивительно большое сердце. Это она не дала мне стать авторитарным. Я с детства хотел понять другого человека, у меня никогда не возникало желания властвовать над ним. Чувство справедливости — тоже от мамы, и оно стержневое в моем характере. К примеру, я сидел на пленумах ЦК КПСС и всякий раз думал: ну, не вылазь, не надо, ведь сразу на тебя обрушатся партийные консерваторы, а в партии в последние годы было их засилье. Но какая-то сила меня подталкивала, и я все равно шел на трибуну и начинал наживать себе врагов… Что заставляло меня поступать именно так? То самое чувство справедливости. Мне казалось, что если я этого не сделаю, мне потом будет стыдно перед своим внуком. Сейчас ему 10 лет и у него уральское имя — Данила.
