— Спасибо, я ведь не больная, — ответила та.
Света тяжело вздохнула и заправила трубку на место.
— А у нас вчера в соседней палате мальчик умер. Он здесь долго лечился и был такой же лысый, как и я. Ему должны были операцию делать в Америке, но денег не нашлось, вот он и умер. Его мама вчера целый час в коридоре рыдала, — Света вновь тяжело вздохнула. — А у меня мамы нет, она умерла от этой же болезни, и, наверное, я скоро умру. — Света наклонила голову и тихо беззвучно заплакала.
От ее слов Катя содрогнулась, по щекам у нее побежали слезы, и она несколько раз всхлипнула, прежде чем взяла себя в руки.
— А что же доктора?
— Они не смогли ее вылечить, — сказала Света, — и меня не вылечат.
— Нет, не умирай, тебя спасут, обязательно спасут. Твой папа с дядей Алексеем меня в заложницы взяли для того, чтобы мой отец дал им денег на операцию.
— А у него есть столько денег? — недоверчиво спросила Света.
— Есть! Найдет, обязательно найдет! — Катя вскочила с кровати, повернулась к Коновалову и выпалила: — Дядя Алексей, надо скорее ехать к моему отцу выбивать деньги, а то Света умрет!
От такого неожиданного всплеска эмоций Алексей вскочил со стула и уже хотел бежать куда-то, сам не зная куда, но в палату вошел маленький, абсолютно лысый профессор Шнобельбаум, а за ним Витек.
— Ну-с, что у нас тут-с, — прошепелявил профессор. Во рту у светила российской науки не хватало нескольких зубов, и, видимо, не было у него времени сходить к стоматологу. Он подошел к Светлане и хотел ее осмотреть, но заведенная Катя решила поведать ему свою историю.
— Деньги мы обязательно найдем, вы не сомневайтесь. Сколько надо, столько и будет. Мой папа даст. Меня и в заложницы специально для этого взяли. А если он не даст, то дядя Леша мне ухо отрежет и отцу пошлет. И тогда он обязательно доллары найдет.
Профессор перевел туманный, не в фокусе, взгляд на Катю, обдумал услышанное, улыбнулся и с иронией спросил:
— Кто же это тебя, милое дитя, взял в заложницы?
— Они, — наивно ответила Репутатская.
Как только профессор обернулся и взглянул на волевое, с небольшим шрамом на щеке лицо Коновалова, на его короткую под бобрик стрижку, мускулистую шею, на его широкие плечи и огромные накачанные ручищи, ирония в его словах сразу исчезла.
Друзья не знали, куда деваться. Они были готовы сквозь землю провалиться, проломить пол и лететь вниз, в преисподнюю, только бы не чувствовать на себе прозорливый взгляд профессора. Им казалось, что Шнобельбаум видит их насквозь — как рентген.
