— Откуда вы знаете? — ощетинился Уайтвей. — Я не пропустил это в газеты.
— По роду нашей деятельности, — спокойно ответил Ван Дорн, — мы обычно узнаем все раньше вас.
Белл спросил:
— А почему вы не пустили это в газеты?
— Потому что мои журналисты, чтобы повысить интерес к гонке, пишут о Джозефине. Мои газеты печатают заказанную мной песню — называется «Приходи, Джозефина, в мою летающую машину». Портрет Джозефс печатают на нотах, на цилиндрах Эдисона, на крышках пианино, в журналах и на плакатах, чтобы подогреть интерес к исходу гонки.
— Мне казалось, люди и так заинтересованы.
— Если не заводить публику, ей становится скучно, — с презрением ответил Уайтвей. — Лучше всего было бы, если бы половина участников-мужчин разбилась еще до Чикаго.
Белл и Ван Дорн снова переглянулись, и Ван Дорн неодобрительно сказал:
— Вероятно, это ваше заявление не подлежит огласке.
— Естественное прореживание поля приведет к тому, что только лучшие летчики смогут соревноваться с отважной Джозефиной! — и не думая извиняться воскликнул Уайтвей. — Читатели газет — за слабейшего. Идемте! Сами увидите, о чем я говорю.
В сопровождении все увеличивающейся свиты из редакторов, журналистов, юристов и клерков Престон Уайтвей вместе с детективами спустился на два этажа, в отдел оформления — просторный зал окнами на север, заполненный художниками, согнувшимися над досками с рисунками; здесь иллюстрировали события дня.
Белл насчитал более двадцати человек, шедших за издателем; некоторые были с карандашами и ручками в руках, и у всех в глазах паника. Художники пригнули головы и стали рисовать быстрее. Уайтвей щелкнул пальцами. К нему подбежали двое с макетом музыкального раздела.
— Что у вас?
Они показали рисунок: девушка в самолете над полем, на котором пасутся коровы.
— Летунья с фермы.
— Нет!
Они смущенно показали второй рисунок. Девушка в комбинезоне, волосы убраны под шапочку, похожую на фуражку таксиста.
— Летающая девчонка-сорванец.
— Нет! Боже милосердный, нет! Как вы отрабатываете здесь свое жалование?
— Но, мистер Уайтвей, вы сами сказали, что читатели любят деревенских девушек и сорванцов.
— Я сказал: «Она девушка!» Читатели газет любят девушек. Добавьте ей красоты. Джозефина прекрасна!
Исаак Белл пожалел художников, готовых выпрыгнуть в окно, и вмешался:
— Почему бы вам не сделать ее любимой девушкой всех парней?
— Я понял! — закричал Уайтвей. Он расставил руки и, выпучив глаза, уставился на потолок, словно увидел сквозь него солнце.
