Жорка Блаженный | страница 57



— Ниночка…

— Георгий, не надо… Потом… Потом… Приходи завтра в это же время…

Вернулся к себе, закурил и стал быстро ходить по комнате, не чувствуя тела. Сегодня я — самый счастливый человек! Но почему Нина настойчиво — три раза — звонила мне, приглашая к себе отворенной дверью? Хотя стоп. Ее спальня через стену с моей комнатой, и она слышит, как голосят у меня женщины. Ведь мне же слышно, как она кашляет, когда простывает…

Хорошо, Ниночка, хорошо, я весь ваш и принадлежу только вам!

Взяв фотографию Нины, вставленную в рамку, залюбовался… Как она прекрасна! Хочу любить одну Ниночку, и никто, кроме нее, мне не нужен! Я ненавижу разврат! Скорей бы завтра!


Вечером позвонил Нине, держа большой букет из красных гвоздик. Она, отворив дверь, заулыбалась.

— Здравствуйте, Ниночка!

— Добрый вечер, Георгий.

Поцеловав в щеку, вручил цветы.

Снова кофе, нежные слова и поцелуи…

— Идем, — прошептала она.

Ее кровать — рядом со стеной, за которой — моя тахта! Господи, полжизни спали рядом, в полметра друг от друга!

Нина включила ночник…

Долго объяснялся в любви… Казалось: сейчас свершится чудо, ведь сбывалась мечта моей жизни… И вот я на ней. Застонав, тихо сказала:

— Помедленней, Георгий, помедленней… Вот так, — и принялась меня целовать…

Любовь закончилась так быстро, и я удивился: чудо не свершилось.

Она шептала:

— Ты не осуждай меня, что так получилось. Сын в армии, я одинока… А за стеной возбуждающие голоса женщин…

Я ласкал, целовал Ниночку и долго не мог почувствовать себя мужчиной… Наконец был готов к бою, но наслаждения опять не получил и грустный поплелся в свое логово.

У дверей, положив мне руки на плечи, Нина говорила:

— Мы будем встречаться… Приходи завтра…


Грустный, забрался под одеяло. Любимая Ниночка — первая женщина, с которой мне было плохо.

Заснул со слезами на глазах.


На следующий день Нина угостила меня мясным пирогом, потом снова пили кофе. Вспомнил ее родителей.

— Георгий, понимаешь, они не были моими родителями, хотя звала «папа» и «мама». Моя мать была… — она помолчала, — ненормальная. В детстве с ней что-то случилось, ну как с тобой, только не прозревала. Едва исполнилось семнадцать, ее изнасиловал сосед, и родители, мои бабушка и дедушка, заявили в милицию. Парня посадили, дали семь лет, а потом родилась я. Сестра моей матери с мужем удочерили меня, у них не было детей. Когда выросла, мне рассказали об этом, но мать так и не видела. Она умерла. Отца тоже не видела. Вроде бы он насильник, а для меня — отец. Не изнасилуй он мать — и не было б меня. Единственная память об отце — его отчество. Я — Дормидонтовна.