Вскоре я начал принимать не только монахов, но и тибетских беженцев. В основном это были молодые люди. Они пешком переходили Гималаи по перевалам высотой 6000 метров, спасаясь от китайского режима. Если им не везло и они попадали в бурю, у них не было возможности вернуться: в Тибете их ожидал арест, а нередко и пытки за неудавшуюся попытку побега. Последствиями многодневного пешего перехода без экипировки в условиях сильных снежных бурь были серьёзные обморожения. Пока я ухаживал за тибетцами – а многим требовалась ампутация пальцев на руках и ногах и месяц или два восстановительной терапии, – я выслушивал душераздирающие истории об арестах и пытках. Меня каждый раз удивляло, что какими бы ужасными ни были воспоминания, почти все беженцы говорили о произошедшем со спокойной отстранённостью и без заметного ожесточения.
Одну из историй я не могу забыть по сей день – её рассказал мне парень лет двадцати, его арестовали за развешивание плакатов, критикующих китайскую власть в Тибете. Каждую ночь холодной зимой его раздевали догола и отводили на крышу тюрьмы. Затем его окунали в ледяную воду и оставляли привязанным к столбу. Каждый раз он почти замерзал до смерти, но утром его уводили обратно в камеру и позволяли отогреться. На следующую ночь его ждала та же процедура.
В то время я встретил старого тибетского врача. Он пережил почти двадцать лет китайской тюрьмы, полных голода и невероятных лишений. Я спросил его, испытывает ли он обиду на китайцев. Он ответил: «Мои страдания в тюрьме были связаны с моей собственной кармой. Теперь они закончились. Если бы я убил китайского солдата, это бы не отменило случившегося со мной, а только создало бы причины для новых страданий в будущем. Так какой в этом смысл?»
Встречи с тибетцами зародили во мне страстное желание отправиться в Тибет и своими глазами увидеть страну, вырастившую этих невероятно сильных и духовно развитых людей. В 1987 году я наконец пересёк Гималаи и оказался на дороге, выходящей на высокогорное тибетское плато.
Развалины тысяч монастырей были похожи на плохо зажившие шрамы, оставшиеся на этой в остальном почти нетронутой земле. Китайцы попытались выбить из-под ног Тибета буддийский фундамент, и если судить по разрушениям, им это удалось на 90 процентов. Кроме того, на тот момент почти все великие буддийские мастера Тибета покинули страну, были арестованы или убиты.
По возвращению из Тибета я начал больше ценить возможность общаться с ламами, жившими в Непале. Доброта и щедрость моих ближайших наставников вызывали растущее чувство благодарности и признательности за то, что они мне давали. Искреннее желание стать похожими на них и взрастить в себе мудрость и сострадание помогло мне углубить медитативную практику. Какое-то время спустя я начал замечать, что отношения с пациентами стали меняться к лучшему. Теперь пациентам было проще рассказывать мне о наболевшем. Уместные слова поддержки стали приходить в голову сами собой. Я заметил, что начал терпимее относиться к раздражённым и разгневанным людям. Мне стало легче утешать серьёзно больных и умирающих пациентов. Иными словами, я нашёл способ стать таким врачом, каким всегда хотел быть.
