Пятнадцать минут добирался я до тюка на баке, рыдал от боли, которую причиняло любое движение, дважды терял сознание по пути. Следующие полчаса прошли в попытках развязать тугие нейлоновые узлы и развернуть задубевший брезент – непосильная задача для одной руки с негнущимися, потерявшими чувствительность пальцами. Чёрные круги плыли перед глазами. Главное было не отключиться до того, как сброшу узел в море. В последних лучах заходящего солнца я запомнил точное местоположение лодки по островным ориентирам, тщательно выстроив в линию группу пальм и самую высокую точку суши.
В борту на баке имелась откидная секция на шарнирах, через которую обычно втаскивали крупную рыбу. Открыв её и извиваясь, как угорь, я обеими ногами толкал узел к проёму. Наконец свёрток с шумным всплеском упал в воду, обдав мне лицо солёными брызгами.
От перегрузок раны открылись, свежая кровь выступила из-под кустарной повязки. Я попытался вернуться в кокпит и в последний раз вырубился почти у цели.
Разбудили меня лучи утреннего солнца и хриплые крики птичьего двора, но стоило открыть глаза – и солнце померкло, словно при затмении. Всё виделось как в тумане. Я лежал неподвижно, раздавленный болью и немощью. «Плясунья» стояла под совершенно невообразимым углом – очевидно, её выбросило на берег.
На снастях расселись в ряд три огромные, как индейки, черноспинные чайки. Они внимательно разглядывали меня сверху, вывернув шеи и склонив набок головы с толстыми жёлтыми клювами. Птицы следили за мной блестящими чёрными глазами, нетерпеливо ероша перья.
Хотелось крикнуть, отогнать их, но губы не слушались. Я был совершенно беспомощен – ещё немного, и они выклюют мне глаза. Чайки всегда начинают с глаз.
Одна из них расправила крылья, дерзко спланировала на палубу неподалёку от меня и сделала несколько шажков в мою сторону. Мы уставились друг на друга. Я попробовал издать звук, но не получилось. Чайка подошла ближе, вытянула шею, открыла мерзкий клюв с вишнёво-красным крючковатым кончиком и угрожающе закричала. Моё изувеченное тело старалось отодвинуться подальше от птицы.
Неожиданно тональность визгливых голосов изменилась, а воздух наполнился хлопаньем крыльев. Угрожавшая мне чайка разочарованно вскрикнула и тоже взлетела. В лицо ударил поднятый ею ветер.
Последовала долгая тишина. Я лежал на опасно накренившейся палубе, борясь с темнотой, что накатывала волнами. Вдруг где-то рядом послышался шорох.
Я повернул голову, и в то же мгновение над палубой, в двух футах от меня, появилась шоколадная физиономия.
