Иногда я оставался там на ночь: дежурил за несколько дополнительных долларов.
Умирают старики ночью. Перед рассветом. Одна старушка дала мне телефон своей дочери – предупредить, если что случится. Среди ночи старушка стала умирать. Я спрашиваю у врача, сколько, мол, ещё протянет? Не больше часа, говорит.
Я вспомнил про телефон. Старушка так нахваливала свою дочь, не могла нарадоваться, как она в жизни преуспела: муж – адвокат, свой дом на Лонг-Айленде, чудесные, как куклы, дети...
Было три часа ночи, и я позвонил на Лонг-Айленд. Там долго не снимали трубку, потом сонный женский голос спросил, чего мне надо?
Я сказал, что мне ничего не надо, а звоню им лишь потому, что, мол, мама ихняя умирает, и если они очень поспешат, то, возможно, ещё успеют застать её в живых. Вы думаете, на другом конце провода захлебнулись в рыданиях?
– Кто дал вам право звонить нам ночью? – строго спросила меня дочь. – Да ещё в уик-енд?
И прочитала мне лекцию о неприкосновенности частной жизни и о том, что я хам.
Вся эта семейка приехала посмотреть покойницу поздно утром, отлично выспавшись. Дочь, спортивного типа молодая дама, проронила традиционную слезу, аккуратно перехватив её носовым платком, чтоб не испортить тон на щеке.
Я смотрел на неё, как на своего личного врага, и она, почувствовав мой враждебный взгляд, повернулась ко мне спиной. Прямой и холёной, вскормленной покойной старушкой на лучших соках и витаминах.
На следующий день мой шеф сделал мне внушение за ночной звонок.
– Возможно, у вас, в России, так принято. – строго сказал мне этот старый еврей, который сам через пару лет попадёт в такой дом. – В Америке другой порядок. И не вам его исправлять.
– Да сгорите вы все огнём, – ответил я по-русски.
Он, конечно, не понял.
Севернее города Бобруйск. Высота – 3200 метров.
А сейчас давайте разберёмся, что такое свобода. Знаете, без красивых слов, и, как говорится. без розовых соплей... За свободу приятно умирать в кино.
Послушайте меня и не делайте такие круглые глаза. Я – простой человек. В Советском Союзе таких называли мещанин и обыватель. Я люблю жить спокойно и не бояться, что кто-нибудь на улице меня может ограбить. Потому что моя милиция меня бережёт. Да, да, называйте это полицейским государством, тоталитарным режимом... как вам заблагорассудится. Чем больше полицейских я встречаю, когда вечером гуляю по улице, тем больше удовольствия я получаю от прогулки. Да! Я предпочитаю полицейского с дубинкой на ремне и пистолетом в кобуре, чем одетого в цивильное субъекта, у которого под модным пиджаком может скрываться кастет и нож.
