Израиль – другое дело. Каждый из нас ехал туда, как к себе домой, и вёз в душе придуманный им Израиль. И когда стукнулся лбом о предмет своих мечтаний, взвыл так, как будто его жестоко надули, отняли последнюю надежду.
Допустим. в Нью-Йорке меня обсчитали в магазине. Ну, я ругнусь, обзову продавца жуликом, возможно, даже захочу дать в морду – и дело кончено. К Америке в целом у меня нет претензий.
А вот когда в славном городе Иерусалиме на вонючем и шумном, как цыганский табор, рынке «Маханей Иегуда» бородатый, как на библейской картинке, еврей, торгующий ощипанными курами, надувает меня на лишнюю лиру, пользуясь тем, что языка я не знаю и на иврите не могу сосчитать до десяти, то мне хочется взвыть и устроить маленький еврейский погром. Потому что рушится моя хрупкая надежда на то, что, наконец, я дома, у себя, среди своих. Этот еврей у меня не лиру украл, а последнюю надежду. Мне не хочется больше жить, мне хочется умереть.
Меня обманывали на этом рынке не раз и не два. И не потому, что я такой шлимазл. Все новые эмигранты через это прошли. Но когда это случилось в первый раз, у меня из глаз брызнули слёзы.
Я стоял, как будто меня дубиной огрели, оглушённый воплями торговцев и предсмертными криками осипших кур. Куриный стон стоял над рынком. Тысячи крыльев бились в пыли. Остро, до тошноты, воняло куриными потрохами.
Жирные резники в ермолках, с заложенными за уши концами пейсов, острыми бритвами полосовали ощипанные куриные шейки, совали бьющихся в конвульсиях кур в воронки для стока крови, а бритвы сладострастно закладывали в рот, сжимая лезвия губами, чтоб освободить руки для новой жертвы.
Я стоял среди этого кошмара, и слёзы катились по моим щекам. Евреи обтекали меня с обеих сторон и не удивлялись моим слезам. У человека горе. В Израиле этим не удивишь.
Я стоял в еврейской столице, затёртый еврейеской толпой, и со стороны сам себе напоминал заблудившегося мальчика, потерявшего дорогу домой.
– Люди добрые! Проявите участие! Возьмите детку за руку, отведите его домой.
Но тогда возникает законный вопрос: а есть ли у этого детки дом? И был ли у него когда-нибудь дом?
У себя дома, в благословенном Израиле, нас – эмигрантов – любят ещё меньше, чем там, на чужбине, где наши предки две тысячи лет мечтали быть в будущем году в Иерусалиме.
У себя дома, в благословенном Израиле, евреи научились ненавидеть друг друга похлеще, чем их прежние гонители. Если вы из России, то вы обязательно «русский бандит», если вы из Румынии – на вас, как клеймо, кличка «румынский вор». А если вы из Марокко, то лучшей клички, чем «чёрная скотина», вы не заслуживаете.
