— Не возражаете? — осведомился он, поймав ее взгляд.
— Нет, — пробормотала Дона. — Конечно, нет.
Ее одолело любопытство, но лист бумаги ей не был виден, и она могла судить о рисунке только по движениям рук, быстрых и ловких рук.
— Как Уильям попал к вам в услужение? — поинтересовалась Дона.
— Его мать была родом из Бретани. Вы не знали об этом?
— Нет, — удивилась Дона.
— Его отец, сделавшись наемником, каким-то образом попал во Францию и там женился. Вы должны были обратить внимание на акцент Уильяма.
— Да, но я думала, что он корнуольский.
— У корнуольцев и бретонцев много общего: и те и другие — кельты. Впервые Уильям попался мне на глаза на улице Куимпера, когда он удирал от кого-то босиком с разодранными штанами. Парень явно влип в переделку, и я помог ему спастись. С тех пор Уильям — олицетворенная верность. Английский он знает от отца. Думаю, до нашей встречи он много лет прожил в Париже. Впрочем, я никогда толком не вникал в жизненные коллизии Уильяма, он оберегает свое прошлое.
— Отчего же Уильям отказался стать пиратом?
— Увы, по причине самого прозаического характера. Желудок Уильяма не выдерживает качки при переходе через канал, который отделяет берега Бретани и Корнуолла.
— И тогда он обосновался в Навроне, превратив его в тайный приют для своего господина.
— Именно так.
— Каков же итог этой истории? У корнуольцев уводят их добро, а их женщины дрожат за свои жизни, и не только жизни…
— Корнуольские женщины себе льстят.
— Странно, но именно это возражение чуть было не сорвалось у меня с языка при беседе с лордом Годолфином!
— Отчего все же не сорвалось?
— Не хватило духу нанести бедняге удар ниже пояса.
— Подобные вещи про нас, французов, говорят совершенно безосновательно. На самом деле мы гораздо скромнее, чем нас рисует воображение некоторых ваших соседей. Вот посмотрите. Я закончил ваш портрет.
Он передал ей рисунок и откинулся на спинку стула, засунув руки глубоко в карманы камзола. С клочка бумаги на нее смотрело лицо другой, незнакомой ей Доны, в существовании которой она боялась признаться даже себе. Черты лица были переданы правильно, но выражение лица напомнило ей однажды виденное ею отражение в зеркале, так поразившее ее. В выражении этого лица проглядывала тень утраченных иллюзий, это было лицо человека, обманувшегося в своих ожиданиях, для которого мир стал скучным и никчемным.
— Вы не слишком старались мне польстить, — кашлянув, бросила наконец Дона.
— Это и не входило в мои намерения.
