— Отчего «наконец», Уильям?
— По натуре я фаталист, миледи. Я всегда знал, что ваше знакомство неизбежно состоится.
— Несмотря на то, что я почтенная замужняя дама с двумя детьми, а ваш господин — Француз, пират и объявлен вне закона?
— Несмотря ни на что, миледи.
— Это преступно, Уильям. Я иду против интересов моей страны. Меня могут посадить в тюрьму.
— Еще бы, миледи.
Он уже не прятал улыбку, напряжение не сковывало его лица. Дона поняла, что отныне он станет ей другом, союзником, которому можно довериться до конца.
— Вы одобряете занятие своего господина, Уильям? — спросила она.
— Одобрять или не одобрять — эти слова не из моего словаря, миледи. Моему господину нравится быть пиратом, и этим все сказано. Корабль — его королевство. Он приходит и уходит, когда хочет: ни один человек на свете не вправе указывать ему. Он сам себе закон.
— А разве нельзя обрести свободу, не преступая закон?
— Мой господин полагает, что нет. В нашем мире те, кто живет обыденной жизнью, попадают в рабство привычек, обычаев, правил этого мира, которые убивают инициативу, непосредственность существования, — так считает он. Человек становится спицей в колесе, частичкой целого механизма. Пират, бунтовщик и отщепенец ускользает от мира. Для него не существует пут, его не связывают принципы, возведенные людьми.
— Проще говоря, у него остается время быть самим собой, — уточнила Дона.
— Да, миледи.
— А то, что пират своим ремеслом причиняет вред, не смущает его?
— Он грабит тех, кто может себе позволить быть ограбленным. И раздает много из того, что отнимает: в Бретани не переводится беднота. Нет, моральная сторона вопроса не угнетает его.
— Он не женат, я не ошиблась?
— Нет, миледи. Брак не уживается с пиратством.
— А если жена тоже любит море?
— Женщины подчиняются законам природы, миледи, они имеют обыкновение производить на свет детей.
— О Уильям! Как верно сказано!
— Родив ребенка, женщина хочет иметь домашний очаг, ей надоедает скитаться. И мужчина встает перед выбором: либо остаться дома связанным по рукам и ногам, либо уйти и быть несчастным. В любом случае он пропал. Нет, чтобы обрести настоящую свободу, мужчина должен оставаться один.
— В этом и заключается философия вашего господина?
— Отчасти, миледи.
— Жаль, что я не мужчина, Уильям, — вздохнула Дона.
— Почему, миледи?
— Я бы тоже нашла свой корабль и постаралась бы жить по собственным законам.
Сверху донесся плач, сменившийся отчаянным воплем. Усмехнувшись, Дона покачала головой.
